Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно - [26]

А она замерла, как это услышала, четыре лапы об фартук вытерла, вплеснула ими и кинулась сразу: «Коленька! Да ты что… да как же так…»

И вот пока они там обнимались и у них было все хорошо, пока она его гладила по голове с усами, которые растут примерно из глаз, то я ходила по кварталу между домов и искала беленький листочек. И представляла, как мне один продюсер вырвет руки, а потом ноги. В голове была пара планов по отступлению. Например, сказать, что я ехала в метро, сумку выхватили и расписку украли. Или лучше сказать, что я ехала в метро и украли все метро вообще.

Один раз я поехала в Киев в командировку. А мне и говорят, что раз уж я туда еду, то могу и отвезти деньги. Очень часто у меня выключается мозг, и организм переходит на резервное питание. Я начинаю думать жопой. Потому что я взяла эти деньги и рассовала в сумке между трусов несколько тысяч долларов. Ну то есть как несколько… Несколько десятков тысяч долларов. Не могу сказать сколько, потому что участники тех событий до сих пор живы. Прилетела в командировку, положила деньги в сумку и пошла по улице так, будто просто так иду, а не несколько десятков тысяч долларов. И зашла в магазин купить кефир, положила его в сумку. Хорошо, что однопроцентный, наверное. Каша из кефира и нескольких десятков тысяч долларов – это то, что я почувствовала, когда полезла доставать деньги в офисе. Я сказала, что ой, секундочку, сейчас вернусь, у меня звонок. И побежала из кабинета прямо с рукой внутри сумки, потому что если бы вытащила, то там прилипли доллары. Деньги давать мне не просто небезопасно, но и бесполезно. И даже бессмысленно.

Я мыла их сутки примерно. А потом сушила между страниц в толстом справочнике «Весь Киев». Это называется отмывать деньги.

Расписку я нашла. Лежала прямо на дороге, не очень далеко от дома. Просто так лежала. С таким видом, будто какая-то дебилка выбросила ее с балкона. То есть тут никакого детектива не произошло. Она просто лежала, а я ее увидела, встала на колени и подползла, целуя асфальт. Пришла и тут же написала про это в скайпе своему знакомому. А он говорит: «Ты проверь, это ТА расписка?» Помимо расписки я нашла несколько газет, инструкций к чему-то и чеков от чего-то. Если кто-то сегодня спасал жучка, то ваши бумаги у меня.

3 июл. 2009 г

Снимают кадр. Из вагона выталкивают девушку, она катится кубарем по склону и потом лежит мертвая. Все, конец фильма. Героиня погибает, все плохо, такая несправедливая жизнь. Хвост поезда выезжает из кадра, наступает тишина, трава колышется по переднему плану, поют птички, летают стрижи, милое лето, ласточки сидят на проводах, бездыханное тело лежит на склоне, ветер треплет ее мертвые волосы, титры… Такой вот кадр. Для съемок пригласили каскадершу, которая из бывших гимнасток. Внимание, приготовились, мотор, начали! Поезд едет, каскадерша прыгает, скатывается по склону, разбрасывая руки и ноги в разные стороны, все как надо, прикатывается в нужное место и вдруг хоп! – выпрыгивает из травы и встает в стойку, которую принимают гимнасты в конце упражнения. Например, прыжок через козла. Пятки вместе, носочки врозь, спина выгнута, руки в стороны. У каскадерши сработал рефлекс гимнастки: после каждого прыжка вставать в стойку. Режиссер говорит: «Света. Давайте договоримся». Договорились. Еще дубль. Опять поезд, прыжок, кувырок ииииии – стойка! Ну рефлекс! Режиссер багровеет, и у него ощущение, что эти прыжки через козла не закончатся никогда, а козел – это он. Гонять состав туда-сюда, потому что одна гимнастка не может лежать мертвая, – это дорогое удовольствие. Режиссер говорит: «Света, перестань немедленно не выполнять мою задачу». Ну не так говорит, но смысл тот. Еще дубль! И начали! Хвост поезда выезжает из кадра, наступает тишина, трава колышется по переднему плану, поют птички, летают стрижи, милое лето, ласточки сидят на проводах, каскадерша стоит в стойке пятки вместе, носочки врозь, спина выгнута, руки в стороны, а ветер треплет ее волосы. Пять дублей она показывала эту стойку. Надо сказать, что безупречную. Так и не сняли.

4 июл. 2009 г

Паша – директор съемочной группы. Мы с ним сейчас доснимаем проект. Поэтому Паша часто звонит мне, а я ему. Общаемся про декорации, количество смен, состав группы, деньги, актеров, павильоны и прочую организацию процесса. За один день мы совершаем по много звонков друг другу.

А я весь день работала дома, делала раскадровки. А потом решила лечь спать, потому что почти до утра сидела на монтаже и очень устала. И тут мне звонит режиссер монтажа. Я еще думаю: брать трубку или нет? Опять скажет, что они перемонтировали материал и мне надо снова переделывать все бумажки. Ну что он еще может сказать? Лучше не знать. Ну сколько можно?.. Но беру трубку, куда деваться. А режиссер монтажа говорит: «Алеся. Срочно позвони Паше и скажи, что мы нашли мяч и чтобы он шел обратно. А то у нас нет его телефона».

Паша сегодня поехал играть в футбол. Потому что он почти до утра считал смету и устал. Они играли, а мяч потерялся. Ну, пнули его куда-то. И Паша пошел искать мяч. А пока он шел, то мяч нашли, а Пашу потеряли. А номера Паши ни у кого нет. А мой есть. Паша идет где-то и ищет мяч. И тут я ему звоню. А он идет и думает: брать трубку или не брать? Опять эта Алеся скажет, что съемочный план поменялся и мне надо снова переделывать все бумажки. Ну что она еще может сказать? Лучше не знать. Ну сколько можно?.. Но берет трубку, куда деваться. А я ему говорю: «Паша. Мяч уже нашли. Иди обратно».