Режимный апокалипсис - [14]

На столе Степан Федорович нашел короткую записку:

«Милый Степушка, мне нужно срочно отъехать к мамуле. У нее плохое самочувствие, опять болит голова. Скоро буду, твоя Люсенька».

Смяв записку, Шашков швырнул ее в мусорную корзину. «Скоро буду» для Люси понятие относительное, она могла пропадать у своей вечно больной матушки и неделю, залечивая своим присутствием ее бесконечную мигрень.

Неожиданно в прихожей прозвенел звонок. В груди ворохнулось: «Пришла!»

Открыв дверь, Степан Федорович увидел на пороге тещу.

— Чего так невесело встречаешь, зятек? — прошла женщина в квартиру. — Или не рад?

— Проходите, Валентина Ивановна, — отстранился Шашков, пропуская женщину в прихожую.

— А где же Люсенька, чего не встречает мамулю? — обескураженно спросила теща.

Валентина Ивановна была директором школы в поселке Юрьевском, всего-то на три года его постарше, можно сказать, ровесница, однако панибратство не приветствовала, предпочитала, чтобы ее называли исключительно по имени и отчеству. Шашков не возражал и даже с пониманием принимал ее некоторый покровительственный тон.

— А она к вам поехала… Я ее сам не видел, только что с самолета. Но написала, что у вас плохое самочувствие.

На лице женщины промелькнуло некоторое недоумение, которое тотчас сменилось показным воодушевлением:

— А, ну, конечно же! Как я могла забыть! Мы ведь созванивались. Я ей сказала, что у меня сердце что-то прихватило. Видно, мы по дороге с ней разминулись, не поняли друг друга.

— Так вы проходите, отдохните.

— Нет, я пойду, я ведь мимо проходила. У меня тут дела кое-какие в городе.

Шашков лишь пожал плечами: как знаете. Закрыв дверь, он прошел к буфету и вытащил из нее бутылку шотландского бренди. «Сердечко, значит, разболелось… Ну-ну!» Налив полную рюмку, он выпил ее одним глотком.

Дорога оказалась куда длиннее, чем предполагал Покровский. Сначала минут сорок ехали по разбитому тракторными гусеницами асфальту, а потом свернули на узкую грунтовую дорогу, пролегающую через густой лес. Вот там начиналось настоящее испытание для отечественных подвесок — американские горки по сравнению с этой ездой кажутся милыми детскими забавами. Покровского так швыряло и подкидывало в жестком салоне «УАЗа», что порой думалось, что дороги не было вовсе. Но нет, впереди тонкой светло-коричневой лентой продолжала тянуться грунтовка, все дальше забираясь в темно-густой ельник.

— Эта дорога в объезд, — уточнил Евдокимов, — просто так к поселку не подъехать.

— А почему же не по прямой?

— С сопки сошел оползень, перекрыл основную трассу, сейчас там идут ремонтные работы. Вот поэтому и приходится кружить.

— Все понял, — бесцветным голосом произнес Покровский, посматривая по сторонам.

Куда ни глянь, всюду встречало покрытое лесами пространство сопок. Сидя в Москве, трудно поверить, что где-то еще существует подобное раздолье — за полтора часа езды не встретили ни одного строения, не было даже избушки на курьих ножках. Такое впечатление, что катили куда-то на край света.

А вот он, собственно, и край…

Неожиданно деревья поредели, впустив в чащу побольше света, и Покровский увидел тонкую темно-синюю полоску. Прошло еще некоторое время, прежде чем он сообразил, что это махонький кусочек океана далекой Нерченской бухты.

Выбравшись из леса, колесили по косогору, где с правой стороны был виден темно-синий океан, уходящий далеко за горизонт, а с левой — горбатились угрюмые вершины, поросшие зарослями странника. Из обсыпавшихся склонов торчали огромные охристые валуны, поросшие многовековым чахлым мхом.

Таежный поселок встретил машину добротными тесаными срубами, аккуратно вытянувшимися в две короткие улицы. Немного в стороне возвышался каменный двухэтажный дом, с большой квадратной площадкой перед входом, закатанной в неровный шероховатый асфальт, на деревянных прогнивших щитах на уровне второго этажа крупными черными буквами было написано «МАГАЗИН». Именно здесь располагался основной нерв поселковой жизни, что подтверждали несколько скамеек, стоявших едва ли не у самых дверей. Люди приходили к магазину не только за продуктами, но еще и для того, чтобы обменяться последними новостями. Это только кажется, что поселковая жизнь однообразна и прошедшие дни напоминают новорожденных близнецов. В действительности новостей хватает, особенно в личной жизни: кто-то крепко выпил и повздорил с женой, иной дольше обычного задержался в тайге, что само по себе изрядный повод для беспокойства, разведенная баба вдруг сошлась с женатым мужиком, а в какой-то семье дети подались в город на обустройство.

А появление беглых, так это и вовсе исключительный случай, о котором будут говорить и через полгода.

Разбившись на мужчин и женщин, поселковые обсуждали насущное. Злобно, заставив вздрогнуть, пролаял пес. Немного в сторонке, под сенью густого вяза, стоял старший лейтенант в полевой форме, а рядом с ним несколько солдат, один из которых, коренастый сержант, держал за поводок овчарку чепрачной окраски.

Автомобиль уверенно подрулил к старшему лейтенанту, энергично шагнувшему навстречу, и полковник объявил с некоторым облегчением:

— Приехали.