Резервисты - [5]

 — араб.). Этого они не ожидали, водитель медленно положил биту на асфальт, и все дружно попятились в сторону машины. Леха в полном экстазе махал зажигалкой и орал, уже на иврите, чтоб они убирались. Я молился о том, чтобы он в запарке не нажал на спусковой крючок, но арабы ничего не поняли, они погрузились в машину и дали по газам, Мишаня еще успел от души пнуть их в крыло напоследок. Пять минут мы катались от смеха по асфальту. А потом довольные побрели дальше, размахивая трофейной битой и горланя песню Розенбаума про то, как:

Санька Котов прошел пол-Европы

И в Берлине закончил войну.

Медсанбатами трижды заштопан,

Долгожданную встретил весну…

Глава вторая

Мы снова оказались в Ливане. На иврите это называлось «делать линию» — ляасот кав.

Утром взводный, как обычно, поднял нас в полпятого. По мнению боевиков, идеальное время для атаки на опорный пункт. В лучах восходящего солнца труднее засечь огневые точки, а приборы ночного видения уже бесполезны. До шести мы проторчали в полной боевой готовности, ожидая атаки, но террористы, как обычно, решили выспаться.

В шесть мы с Мишаней заступили в караулы, остальных отправили на хозяйственные работы и обслуживание техники. Все наше времяпрепровождение в Ливане было прошито караулами, как ткань мелкими стежками нитки. Полтора часа на посту, три часа отдыха и снова на пост — и так четыре месяца, пока наше подразделение не сменят. Исключение делалось только для выхода на засады и патрулирования.

…После обеда отцы-командиры предприняли очередную попытку разминировать ведущую к муцаву дорогу. Неделю назад там подорвалась водовозка. Но из-за неправильно установленной мины никто не пострадал. Однако сколько еще «сюрпризов» удалось спрятать в зарослях на обочине, не мог сказать никто.

В охранение назначили наше отделение. Когда саперы приблизились к заминированному участку, мы рассредоточились, прикрывая их. Боаз остался на дороге с саперами и следопытом-друзом. Перед воронкой они разделились. Один сапер медленно двинулся вперед, а второй вместе с Боазом и следопытом остался позади. Я не видел, что случилось дальше, мы все внимательно осматривали окрестности, прикрывая саперов. Грохнул взрыв, и снова повисла тишина, нарушаемая только стуком двигателя БТР. Позади нас висел гриб, сотканный из пыли и дыма. Нигде не шелохнулась ни травинка, кто-то наблюдавший за нами просто нажал на кнопку… и все. Порыв ветра отогнал дым в сторону. Сапер неподвижно лежал в пыли. Санитар Ави подбежал к застывшему изломанному телу. По уставу мы должны были вынести раненого на безопасное место, но Ави забыл про все и побежал.

Он пытался сделать парню искусственное дыхание, у того текла кровь изо рта, из носа, из ушей. Боазу и второму саперу тоже досталось от взрывной волны, но они были целы, только слегка контужены. Лexy долбануло в грудь здоровенным булыжником, вывороченным взрывной волной.

Бесконечно долго Ави делал искусственное дыхание раненому. Весь перемазавшись в крови, он как заведенный повторял снова и снова одни и те же движения. Боаз кое-как поднялся на ноги, пошатываясь подошел и что-то сказал Ави. Тот не отреагировал, продолжая нажимать саперу на грудную клетку. Боаз схватил санитара за разгрузку и отташил в сторону, но Ави, крутанувшись, вырвался и снова бросился к распростертому в пыли саперу. С большим трудом взводный и уцелевший сапер оттащили санитара и запихали его в БТР. Следом загрузили носилки с раненым. И тут БТР заглох. Взводный побледнел. Пообещал пристрелить водителя. Но БТР не заводился. Мы подхватили носилки и побежали. Наверное, быстрее, чем тогда, я не бегал никогда в жизни. Уже у самых ворот позади взревел двигатель бронетранспортера.

Санитары и врач стояли у входа в бункер. Они подхватили носилки и спустились вниз.

Мы топтались у двери в санчасть.

— Он… это… сказал, что ему оборудование нужно… какое-то… — Леха нервно крутил в руках каску раненого сапера. — Пошел на ту сторону дороги, к БТРу, тут как рванет…

Ави плакал, слезы промывали на запыленном окровавленном лице грязные дорожки. Сквозь неплотно прикрытую дверь видна была лихорадочная возня. А потом… потом один из санитаров принес грубое армейское одеяло и накрыл тело с головой.

У всех, кто толпился в коридоре, на глазах выступили слезы. Леха шепотом матерился.

…Вечером вертолет забрал тело и привез начальство, разбираться.

Перед заступлением в очередной караул я решил позвонить домой. С «предками» мне не удавалось поговорить уже несколько дней, они, наверное, сильно волновались. На весь опорный пункт имелся один телефон для солдат. Зайдя в комнату, в голове длинной очереди я увидел Леху, который самозабвенно врал маме по телефону о наших буднях:

— Да, кормят неплохо (на самом деле плохо, так как дорогу заминировали, конвой задерживался и мы третий день жрали сухпай).

— Ну-у как, чем занимался, весь день штаны и рубашки на складе перекладывал (Леха потер ушибленную булыжником грудь).

— Да, конечно, только что принял душ (горячей воды не было уже неделю, полетел нагреватель, от нас пахнет как от бомжей).

— Конечно, мама, сейчас иду спать, сплю достаточно, подъем в семь утра