Резерв высоты - [55]

6

Три сержанта ринулись в бой. «Три танкиста, три веселых друга…» пришли на память слова из предвоенной песни. Здесь было три сержанта. Один Гончаров мог сойти за весельчака, да и то с определенным допуском. Вася и Анатолий вечно сосредоточенны, размышляют. На дело способны, на язык нет…

Фадеев оглядывался на ведомых и думал: дрожат, наверное, но идут хорошо, как настоящие пилотяги. Ваня Гончаров держится ближе, словно ищет защиты у своего командира. Для него это будет первый настоящий воздушный бой. Овечкин второй раз в большом деле участвует. И ты, Фадеев, должен показать им, как нужно атаковать, чтобы и задачу выполнить, и своих сберечь.

«Дистанция четыреста метров, приготовьтесь, выбирайте цель самостоятельно!» — просигнализировал Анатолий. Взглянул в прицел — триста метров. И подал новую команду: «Сбавляйте скорость, не спешите, подходите вплотную». Сблизившись с противником на сто пятьдесят метров, он отчетливо увидел детали Ю-88, взглянул на кормовую установку — стрелок бомбардировщика водил стволом, ловя на мушку его самолет. Анатолий на мгновение оцепенел, ожидая, что вот-вот его прошьет свинцовая очередь. Нажав гашетку и кнопку радиопередатчика, Фадеев закричал: «Огонь!»

Ю-88 вспыхнул как свеча и, разламываясь на куски пошел к земле. Фадеев рванул, самолет вверх, но какой-то горящий осколок попал ему в левую плоскость. Самолет резко кренило, было трудно удерживать его на большой скорости. Анатолий сбавил обороты, прибрал газ, осмотрелся. Гончаров следует за ним, Овечкин пристроился к фашисту и бьет его. Сбавив скорость, Фадеев с большим трудом довернулся вправо и со словами: «Ваня, за мной!» — обрушился на первую девятку, которая уже подходила к Ростову. Проскакивая над второй девяткой, Анатолий почувствовал, как словно град во время дождя, пули застучали по плоскостям самолета. Несмотря на это, Фадеев продолжал сближаться с девяткой, идущей впереди. Гончаров следовал за ним. Дистанция триста метров, стрелки с Ю-88 уже закрутили турелями, надо открывать огонь. «Ваня, отойди в сторону, внимательно целься и бей фашистов!» — наставлял Фадеев. Гончаров тут же открыл огонь. Анатолий впился в прицел, нажал гашетку. Самолет противника задымил. Фадеев снова прильнул к прицелу и вонзил длинную очередь в фашистского стервятника.

«Юнкерс», объятый дымом, продолжал маневрировать, стремясь уклониться от свинцовой струи советского истребителя, но снаряды и пули, посылаемые Фадеевым, впивались в большое крестастое тело фашистского бомбардировщика. Вспыхнул правый мотор, пламя охватило гондолу, перекинулось на фюзеляж. Фадеев послал еще одну очередь, немецкий бомбардировщик замедлил полет, накренился, опустил нос и, объятый пламенем, пошел к земле. «Наконец-то еще один стервятник нашел могилу».

Но… Мгновение, и самолет Фадеева сам был прошит многими снарядами. Очередь, посланная строго в хвост его ЛаГГ-3, словно множеством молотков, застучала по самолету. Огненную струю приняла на себя бронеспинка. Как был признателен Анатолий умельцам, которые придумали, рассчитали и сделали ее такой прочной!

На выходе из атаки Фадеев почувствовал еще удар, самолет загорелся. Анатолий пытался сбить пламя, но это ему не удавалось. Пламя постепенно проникало в кабину, густой едкий дым лишал видимости, зато просматривались струйки огня, побежавшие по левому сапогу. Отлетела правая плоскость, самолет начал разрушаться. «Неужели конец?» — подумал Фадеев…

7

Наблюдавшие за боем с земли закричали:

— Горят! Горят! Два «бомбера» горят!

— Где? — повернулся на голоса Давыдов.

— Смотрите почти на запад, высота тысячи три! — Давыдов взглянул в указанном направлении и увидел, как падают два горящих бомбардировщика, разваливающихся в воздухе, и… один истребитель.

— Кто? Неужели Фадеев? Не должно быть, это кто-то из его птенцов! Смотри, Богданов, — обратился командир полка к комэксу второй, «желторотики» сбивают, а «орелики» все кружатся над аэродромом, никак из-под опеки «мессеров» не уйдут.

Богданову приятна была, похвала, но он беспокоился за судьбу своих. Один уже горит и почему-то не покидает самолет. Давыдов же метался в бессилии. У него не было возможности с земли управлять боем, отсутствовала радиостанция. Ах, как нужно было бы направить Кутейникова на «бомберов»!

— Взлетай и покажи им, где «бомберы», — обратился командир полка к Богданову.

— Рад бы, да грехи не пускают, — ответил тот и показал на свой самолет с изуродованной правой плоскостью.

— Кто же падает, Богданов?!

— Пока не могу доложить. Вон еще один бомбардировщик загорелся! — Вижу. Молодцы сержанты! Смотрите, бомбы падают мимо цели! Но почему летчик не покидает самолет?!

— Трудно сказать, — волнуясь, ответил Богданов. Не в силах больше со стороны наблюдать происходящее в разрешите взять ваш самолет?

— Бери, но смотри, чтобы «мессеры» на взлете не сняли.

— Выкручусь, — озорно, по-юношески ответил Богданов и побежал к самолету командира полка. Через несколько минут он уже находился в смертельном клубке дерущихся и кричал по радио:. — Петро! Кутейников! Отходи на запад, к «бомберам»!

— «Худые» не дают!