Резьба по живому - [62]

У Франко все плывет и исчезает перед глазами. Как будто из него выдрали все нутро, и осталась сплошная тошнота, и она растекается по телу цикутой.

— От какой он был! — орет ему в лицо Майкл. — ХУЛИ ТЫ РЫЛО ВОРОТИШЬ? ТЫ САМ МЕНЯ ЭТОМУ УЧИЛ! САМ! Ты ж говорил, что все они больные на голову, шибанутые извращенцы!

И Франко вспоминает, как теплым летним днем повел пацанов в город. Они прошлись до многозального кинотеатра и увидели двух парней, которые, держась за ручку, сидели за столиком у бара на верху Уок. Тогда его чуть не вывернуло: мужики занимались этим прямо на глазах у его молодых сыновей. В нем вспыхнула ненависть. Во время отсидок анонимный конкурент-садист присылал ему пачки откровенной гейской порнухи. Это вызывало непонятки, так что приходилось оправдываться. Он считал гомосеков извращенцами и педофилами и заорал на этих парней, шумно выплеснув свою сумасшедшую злобу на улице средь бела дня. Перепуганные парни юркнули в бар. Он помнит, что пацаны тоже струхнули — точнее, Майкл.

На хрена? Зачем он это сделал? Почему его так зарубало от люти? Почему какие-то незнакомцы были для него так важны? Теперь в Калифорнии у них с Мелани коллеги и соседи — геи, а Ральф с Хуаном даже стали их близкими друзьями. Они приходили к ним ужинать, шутили, болтали, танцевали, играли с детишками, в шутку флиртовали с ним и с Мелани: сейчас это никакая не проблема. Это был бред, безумие — тогда ему нужна была эта чепуха, которая теперь ничего не значила, лишь бы беситься из-за чего-то слегка необычного.

— Ну, это было непрально, — неубедительно мямлит Франко. Он чувствует, что насквозь промок, от него воняет ссаками и ему пора домой. «Калифорния. Мелани».

— Ты дохуя делал всего непрально! — ощеривается Майкл, и его глаза вдруг расширяются, когда в памяти всплывает еще один случай. — Помнишь, что ты мне еще скаал? Когда эта падла порезала мне проводом подбородок?

Франко снова видит деда в лице сына, в этих же самых доках наблюдает за посмертным реваншем старика-привидения. В неярком свете фонаря Майкл и правда как бесплотный дух, и Фрэнк Бегби ошарашенно молчит.

— Ты скаал мне, чтоб я ебнул отморозка кирпичом по башке, как ты тогда старого чмошника дядьку Джо. Но я сделал не так, — Майкл смеется, наслаждаясь беспомощным шоком отца, — я отпиздил его бейсбольной битой. Разукрасил ему хлебальник. Больше он мне на глаза не показывался, факт. — И он вымученно, невесело ржет.

Франко вспоминает тот случай, разговор с перепуганным пацаном. Да, это Майкл поначалу был паинькой, а Шон — наказанием божьим. Шон травил младшего братца, примерно как Джо — Франко, так что тот расщедрился на традиционный для семьи Бегби совет. Но теперь Майкл вывел расплату на новый уровень. Фрэнсис Бегби втягивает воздух в легкие и смотрит на свое детище:

— Ну и что из этого следует?

— Короче, ты вертаешься туда, откуда припиздовал, — рявкает Майкл. — Если я увижу тебя тут снова, ты, блядь, трупак. И мачеха тоже. Та я бы перерезал тебе горлянку и отпердолил твою бабу еще после похорон, если б ты не замочил этих двух дятлов, особенно Антона. Облегчил мне жизнь, типа. В общем, вали. — Майкл тычет большим пальцем себе за спину. — Если еще раз тебя тут нахуй увижу… — повторяет он.

— Согласен, — говорит Франко, понимая: худшее, что он может сделать для Майкла, — просто оставить его под бременем собственной неисправившейся личности.

Сын будет множить страдания, а потом или сдохнет, или проведет большую часть жизни на нарах. Весь в его породу — Франко признает, что виноват в этом прежде всего отец. Хотя было бы круто, если бы Майкл выместил обиду на тех — ну или на том, на ком надо.

Фрэнк направляется к фургону Ларри. Майкл смотрит с неприкрытой агрессией, шагает вперед, но видит, что Франко просто достает сумку.

— Ладно, я пошел. — Фрэнк Бегби кивает сыну, но потом останавливается и говорит: — Я в курсах, что был тебе хреновым отцом… но я не мог спустить Моррисону такой предъявы.

У Майкла отвисает челюсть.

— Ты о чем мычишь? Чё этот хмырь на похоронах тебе скаал?

— В основном за Шона. Что он был заднеприводным… ну и что ты тоже.

— Чё?!

— То, что мы говорим друг за друга, это никого не колышет. Но я не мог спустить на тормозах, чтоб он говорил такое за тебя, — качает головой Франко. — Это и называется семьей. Можно не иметь никаких дел друг с другом, можно даже ненавидеть друг друга, но никто чужой не имеет права на тебя залупаться.

— Я, БЛЯДЬ, НЕ ЖОПНИК! — орет Майкл, а потом начинает задыхаться. — Этот блядский обсос Моррисон… что он конкретно сказал?

— Что ты такой же голубарь, как Шон: «заднеприводный хуесос» — его слова, — спокойно говорит Франко сыну, доведенному до белого каления. — Что тебя ждет то же, что и его. — И он всматривается в Майкла, который чуть не лопается от ярости. — Но оставь его мне. Это наши с ним дела. Всегда так было. Я с ним разберусь.

— ХУЯ С ДВА! — взвывает Майкл, а потом понижает голос до змеиного шипения: — Он мой! Я тебе скаал! Будешь мешать — тоже огребешь люлей, — скрежещет он. — А ТЕПЕРЬ ПОШЕЛ НАХУЙ С МОИХ ГЛАЗ!

Тогда Франко, взяв сумку, кивает, разворачивается и ковыляет прочь, оставляя у себя за спиной сухой док, хазу и фургон Ларри. У ворот он останавливается и оглядывается на силуэт второго сына, который стоит под фонарем, руки в боки.