Рейнская легенда - [21]

И вот последовал бой, столь ужасный, что слабая женская рука, принадлежащая той, что ведет сей героический рассказ, и надеяться не смеет описать достойно эту ужасающую битву. Случалось ли вам наблюдать, как на Западной железной дороге с пронзительным свистом проносятся один, мимо другого два встречных паровоза? С тою же быстротой оба рыцаря метнулись друг другу навстречу. Вот они столкнулись, и грохот подобен был шуму столкнувшихся пушечных ядер; сотрясенные могучие кони задрожали и зашатались; копье, устремленное на шлем Ровского, отбросило корону, рога и самый шлем в синеющую даль; кусочек левого уха Ровского остался на бранном копье безымянного рыцаря. А сам он не пострадал? Нет, оружие его противника лишь отразилось на блестящей глади щита; и пока что победа была за ним.

Выражение лица Ровского, когда, простоволосый, он вперил во врага свирепый, налитый кровью взор, скорей подобало бы демону ада. Проклятья, какими он разразился, никак не могут быть преданы бумаге женским пером.

Его противник легко бы мог окончить битву, размозжив топориком череп супостата. Он, однако же, великодушно пренебрег выгодами своего положения и, отскакав на прежнее место, коснулся земли концом копья в знак того, что готов ждать, покуда граф Кошмаренбергский вновь облачится в шлем.

— Пресвятой Бендиго! — вскрикнул князь. — Вот это ловкость! Но что ж ты не выпустишь мозги негодяю?

— Подайте мне новый шлем! — возопил Ровский. И новый шлем был принесен трепещущим оруженосцем.

Едва водрузив его, он взмахнул сверкающим мечом и бросился на врага, изрыгая хриплые воинственные кличи. В тот же миг Неизвестный обнажил свой меч, и вот уже оба клинка принялись вызвякивать зловещую музыку битвы!

Доннерблитц действовал своим грозным оружием со всегдашним пылом и свирепостью. Вот отсечено перо от плюмажа, вот отлетел кусок короны… цеп молотильщика не столь быстро упадает на зрелые снопы… Первые минуты Неизвестному не оставалось ничего иного как защищаться от жестокого врага.

Но вот и силы Ровского иссякли. Уж реже сыпались страшные удары, и тогда-то копье Неизвестного рыцаря пустилось в ужасную игру. Оно проникало во все отверстия кольчуги Ровского. Вот оно ударило в плечо, где наплечник прикрепляется к панцирю, вот с роковым проворством вонзилось в забрало и вышло оттуда, густо обагренное кровью. Вопль неистовства последовал за ударом; и не диво — копье попало Ровскому в левый глаз.

Кровь сочилась сквозь десятки отверстий; Ровский едва не задохнулся в своем шлеме от потери крови и от неистовой злобы. Шипя от бешенства, он осадил коня, обрушил огромный меч на голову противника и вновь ринулся на него, размахивая топориком.

О, ежели б вы могли увидеть, как неизвестный рыцарь умел обращаться с тем же смертоносным оружием! Дотоле он лишь защищался; сейчас он перешел в нападение; и сверкающий топорик, рассекая воздух, пел, как стрела, и обрушивался, словно удары молнии!

— Сдавайся, сдавайся, сэр Ровский! — вскричал он спокойным, ясным голосом.

Страшный удар по голове был ему ответом. То был последний удар, нанесенный в битве рукой Кошмаренберга! Проклятье слетело с губ его, когда карающая сталь поразила его череп и рассекла надвое. Словно неодушевленный чурбан, скатился он с седла; и в тот же миг колено врага было на груди его, милосердный клинок коснулся его горла, и рыцарь вновь призвал его сдаваться.

Но ни звука не раздалось из-под шлема. Когда победитель снял его, все увидели, что зубы Ровского плотно сжаты; уста, которые должны бы отвечать, застыли в зловещем молчании; один глаз все еще горел ненавистью и злобой, но уж его тронула пелена смерти!

Красное око солнца уже погружалась в лоно рейнских вод. Неизвестный рыцарь, снова взлетев в седло, отвесил учтивый поклон Клевсу и его дочери и, не вымолвив ни слова, поскакал обратно к синеющей дубраве, откуда явился за час до заката.

Глава XIII Свадьба

Известие о смерти Ровского повергло в смятение его секретарей, армию и всех прочих, и они быстро убрались восвояси. При первых же слухах о поражении были сняты палатки, и, захватив все, что попалось под руку, доблестное войско, выступавшее на заре под знаменами Кошмаренберга, исчезло еще до наступления нового дня.

На эту ночь, как легко догадается любезный читатель, ворота замка Клевсов не запирались. Все могли входить туда. Повсюду стояли открытые винные бочки; солонина, в таком избытке заготовленная на предмет осады, раздавалась народу, валившему сюда поздравить любимого властителя с победой; и князь, никогда не пропускавший случая дать званый обед, ибо то было у доброго человека в обычае, предложил своим друзьям из высшего круга великолепное угощение, за коим последовал изысканный фейерверк.

Посреди всех этих увеселений в замок прибыл наш старый знакомец граф Гомбургский. Могучий старый воин клялся святым Буго, что весьма опечален тем, что не от его руки пал Ровский. Клевс, усмехаясь, призвал святого Бендиго в свидетели, что и Гомбургу не удалось бы расправиться с Ровским так успешно, как то сделал неизвестный рыцарь.

Но кто же он? Сей вопрос волновал сердца обоих высокородных воинов. Как сыскать его? Как наградить поборника чести и славы Клевсов? За ужином решено было искать его повсюду. Во все большие города на пятьдесят миль в округе посланы были глашатаи и приметы рыцаря помещены в «Журналь де Франкфор» и в «Альгемейне цайтунг». В этих объявлениях рыцарю по всей форме предлагалась рука принцессы Елены, а сверх того великолепное, хоть несколько расстроенное имение князя Клевского.