Рейд - [8]

– Угу.

Мне гораздо интереснее смотреть, чем слушать.

– На проверку и профилактический ремонт клаймера уходит месяц. Парни работают хорошо.

Так вот почему у членов экипажа столько свободного времени между заданиями. Ремонтировать свой собственный корабль им не позволяют, даже если они этого хотят.

Уэстхауз читает мои мысли:

– Если все складывается удачно, продолжительность отпуска увеличивается. Командование отправляет в патруль только всю эскадрилью целиком. Мы возвращаемся, как только заканчиваются боеприпасы, и, помимо положенного месяца, у нас в распоряжении то время, которое понадобится последнему кораблю нашей эскадрильи на путь домой.

Все в известных пределах, конечно. Не думаю, что командование позволит бездействовать одиннадцати кораблям в ожидании двенадцатого, находящегося в затянувшемся рейде.

– Стимулирует?

– Помогает.

– Порой излишне стимулирует, – говорит Старик.

Вроде все сказал. Но через минуту он продолжает:

– Взять хотя бы клаймер Телмиджа. Теперь его уже нет. Вступил в схватку с охотниками, сумел истратить все ракеты и вернулся первым. Никаких законов против этого, естественно, не существует.

Он снова замолкает. Когда становится ясно, что больше он ничего не скажет, нить повествования перехватывает Яневич.

– Тоже неплохой бой. У него было три подтвержденных. Но к нему подползли остальные. Так долго держали его, что половина команды вернулась домой с испеченными мозгами. Поставили рекорд пребывания в клайминге.

Это кажется преувеличением. Я не настаиваю на продолжении. Они не хотят это обсуждать. Минуту молчания не нарушает даже Уэстхауз.

Мы забираемся в электрический автобус. Напряжение поступает к нему через прут, конец которого бежит по рельсу вдоль туннеля.

– Героям клаймерного флота – только самое лучшее, – говорит Старик, занимая кресло управления.

Автобус тащится вперед. Я наблюдаю, что происходит в большом туннеле. Столько кораблей! Многие вовсе и не клаймеры. Похоже, здесь ремонтируется добрая половина сил обороны. Вокруг каждого корабля плавают на фалах сотни рабочих. Здесь уже никаких беженцев-лежебок по углам. Все трудятся.

Глядя на рабочих, я вспомнил лилипутов, связывающих Гулливера. И паучков малютки Крейлера, устраивающих смешные бои под боком у мамы. Это животное с Новой Земли, отдаленно напоминающее арахниду. Детенышей таскает на спине. С эндоскелетом, теплокровное, млекопитающее – псевдосумчатое, если быть точным, – многоногое и с величественным хвостом, отсюда и сходство с пауком.

Люди режут, варят, клепают, и повсюду искры, будто стайки поденок. Станки гремят индустриальную симфонию. В некоторых на кусочки разобранных судах едва ли можно узнать космические корабли. Одно лежит со вспоротым брюхом и с наполовину содранной шкурой, ждет розничного торговца мясом. Что за создания кормятся ростбифами с бочков истребителей?

Здесь и там облака газовых горелок, как комариные тучи, окутывают механизмы и части корпусов. Как они до сих пор не запутались в этом дьявольском хаосе? Как они умудряются, скажем, не приварить кусок истребителя к клаймеру?

А вот и клаймер. С виду – неповрежденный. Ни малюсенькой царапинки от микрометеорита.

– Похоже, с этим все в порядке.

– Это хитрые штучки, – задумчиво произносит Старик.

Я предполагаю, что сейчас буду осчастливлен очередной поучительной историей, но он продолжает смотреть прямо перед собой и баловаться кнопками управления, предоставив слово Уэстхаузу.

– Чувствительные к нагреву приборы заменяют после патруля. Как и лазерное оружие. На полную разборку и осмотр уходит уйма времени. На нашем корабле полетит кто-нибудь другой. А мы воспользуемся клаймером, экипаж которого уже в патруле.

– Передаются легко, как триппер, – говорит Яневич.

Старик фыркает. Он не одобряет открытую демонстрацию офицерами своей вульгарности.

– Все должно быть идеально, – говорит Уэстхауз.

Я обдумываю все, что удалось узнать о людях, работающих на клаймерах, и спрашиваю себя: «А как же экипаж?» Похоже, отношение командования к личному составу прямо противоположно его отношению к кораблям. Если помнят свои имена и способны ползать, значит, в полет годятся.

Автобус неожиданно сворачивает. Пассажиры ропщут, но Старик не обращает внимания, ему захотелось на что-то посмотреть. Несколько минут мы созерцаем клаймер с номером восемь на корпусе. Командир пялится на него так, будто пытается разгадать какую-то страшную тайну.

Корпус номер восемь. Восьмерка без дополнительной буквы означает, что он изначально принадлежал клаймеру номер восемь, а не переставлен с потерянного в бою корабля. «Восьмой шар». Я о нем слышал. Счастливый «Восьмой». Более сорока заданий. Сам уничтожил почти две сотни вражеских судов, большей частью в самом начале войны. Из служивших на нем никто не погиб. Любой космонавт-клаймерщик продал бы душу, лишь бы стать членом его экипажа. Многие на нем выросли до командиров.

– Это было его первое задание на клаймерах, – шепчет Уэстхауз.

Интересно, не пытается ли командир выкрасть у этого клаймера удачу?

– На заемном времени живет, – объявил Старик, трогая автобус.

Теперь вперед на полной скорости – прохожий, берегись!