Ревущие девяностые. Семена развала - [25]

Но все-таки оказалось, что стратегия Клинтона сработала. В течение нескольких лет дефицит, унаследованный от Буша, превратился в огромный профицит, и экономика вошла в фазу оживления, хотя причины этого коренились в особых условиях 1990-х годов. Важно понять, почему это произошло тогда, и в чем заключается исключение, подтверждающее правило.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Чтобы понять, какую роль сыграло сокращение дефицита в оживлении 1990-х годов, нужно вернуться назад, в конец семидесятых и начало восьмидесятых годов, когда Совет управляющих Федеральной резервной системы, возглавляемый тогда Полем Волькером (Paul Volker), озабоченный растущей инфляцией, в попытке «охладить» то, что он считал «перегревом» экономики, поднял процентные ставки до беспрецедентных уровней — доходность корпоративных облигаций (ставка процента по долгосрочным корпоративным заимствованиям) превышала в конце 1981 г. и в начале 1982 г. 15 процентов. Совет управляющих ФРС гордился своим успехом — темп инфляции снизился с 13,5 процента в 1980 г. до всего лишь 3,2 процента в 1983 г. Некоторая часть связанных с этим издержек обнаружилась сразу: уровень безработицы взлетел до 9,7 процентов — уровня, невиданного в Соединенных Штатах со времен Великой депрессии. Но прошло больше десяти лет, прежде чем выявились полные издержки этого «успеха» как в Соединенных Штатах, так и за рубежом.

Внутри страны запредельно высокие процентные ставки не просто покончили с инфляцией; они опустошили американские банки, в особенности сберегательно-кредитные ассоциации С&К (S&Ls)[25], которые специализировались на ипотеке в области жилья. При том что процентные ставки по уже выданным ипотечным кредитам были фиксированными, процентные ставки по вкладам взлетели вверх, и система фактически обанкротилась. Это выяснилось примерно к 1985 г.; фактически существование проблемы уже тогда могло бы быть признано и были бы приняты соответствующие меры, если бы федеральное правительство не прибегло к некоторому бухгалтерскому трюку, чтобы замаскировать реальное положение дел. Администрация Рейгана решила спасти банки, оказав им помощь в «обнаружении» активов, стоимостью в миллиарды долларов, о существовании которых до той поры никто не подозревал. Она это сделала, разрешив банкам приписать в своих текущих балансах огромные суммы к статье так называемой «доброй воли»[26], отражавшей в основном ожидаемые будущие прибыли. Но, разумеется, подобные операции на бумаге не могут изменить реальности; банки по-прежнему должны были платить больше по вкладам, чем они получали по кредитам. Потребовалось дополнительное мероприятие, также связанное с фальсификацией учета. Рейган проталкивал дерегулирование, в рамках которого банкам было разрешено входить в новые высокорискованные области — даже покупать «мусорные» облигации»[27] — в надежде, что связанные с этим более высокие прибыли позволят им вылезти из ямы, в которую их загнал Совет управляющих ФРС, и отодвинуться от порога неплатежеспособности, причем сделать это без видимых издержек для кого бы то ни было. Конечно, при правильном ведении бухгалтерского учета банки должны были бы образовать резервы, соизмеримые с новыми рисками, которые они принимали на себя, что отражало бы более высокую вероятность дефолта; а в данном случае целью было не следование правильной экономической науке, правильному ведению учета или здоровой практике кредитования, а стремление переложить ответственность в день расчетов на кого-либо другого. Поставив свое возрождение на кон в азартной игре, выдавая высокорисковые и высокоприбыльные кредиты, они пытались получить шансы на выживание^{22}.

Прижатые к стенке С&К начали сбрасывать ипотечные кредиты. Рейгановская налоговая «реформа» усугубляла положение, предоставив ускоренную амортизацию и другие крупные льготы инвесторам в недвижимость, трезво оценившим новые правила как слишком выгодные для того, чтобы сохраниться надолго, и решившим в полной мере воспользоваться ими здесь и сейчас. Как грибы после дождя, выросли налоговые убежища в форме недвижимости, и бесполезные офисные башни поднимались к небу в одном городе за другим. К середине 1980-х годов не сданные в аренду площади коммерческой недвижимости в некоторых крупнейших городах составляли свыше 30 процентов. Тогда в условиях возрастающей критики этой налоговой щедрости администрация Рейгана сменила курс и провела налоговую реформу 1986 г., которая не только отобрала эти огромные льготы, но и ввела жесткие ограничения, направленных против налоговых убежищ.

Как налоговый закон 1981 г. вскормил бум, так закон 1986 г. придал ускорение неизбежному спаду. Лишенный налоговых льгот «мыльный пузырь» недвижимости лопнул. Произошел обвал цен, и спекулятивные акции[28] обесценились. К 1988 г. С&К были не просто больны; они нуждались в интенсивной терапии.

И они ее получили в виде колоссальных выкупных сумм, предоставленных государством. Но президент Рейган достиг того, что, может быть, и было задумано заранее: потребовалось почти десятилетие для того, чтобы ошибочность курса начала восьмидесятых — неимоверно высокопроцентные ставки, бездумное дерегулирование и эксцентрические бухгалтерские технологии — полностью выявились в своих последствиях и потребовали, чтобы ими занялись. Это стало частью наследства, переданного Рейганом своему бывшему вице-президенту Джорджу Г.У. Бушу, которому пришлось выкупать банки, что очень дорого обошлось федеральному бюджету — более чем в 100 млрд долларов — и национальной экономике, поскольку это медленно, но верно расчищало путь рецессии, последовавшей два года спустя.