Ревущие девяностые. Семена развала - [134]

Хотя государственное регулирование и другие меры социально-экономической политики направлены на ограничение масштабов нежелательных экстерналий, большая часть «корректного поведения» обеспечивается нормами поведения и этикой — установками на то, что «правильно» и что «не правильно». По умолчанию и консерваторы, и либералы едины в том, что на нас лежит ответственность за формирование характера нашего сообщества; равно как и характера индивидуумов, из которых оно состоит, и мы должны сильнее чувствовать эту ответственность за такое более широкое воздействие нашей политики. Разногласия начинаются при определении, какой именно характер нужно формировать. Консерваторов привлекает точка зрения Адама Смита, что индивидуумы, преследуя свои эгоистические интересы, вносят вклад в общее улучшение состояния сообщества — примечательная концепция, по сути дела сводящаяся к тому, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Если бы это была универсальная истина, существование нравственности не имело бы смысла. Мы бы никогда не задавались вопросом, правильно ли мы поступаем? Нам нужно было только спросить себя, что мы хотим, что сделает нас счастливее?

В определенном смысле бизнес всегда придерживается двойного стандарта: если предполагается делать деньги и поступать эгоистически есть то же самое, что служить сообществу, то, следовательно, можно лоббировать политику дерегулирования или увеличения возможностей получения прибыли, как проявление духа работы на благо общества — даже если такое лоббирование частично связано с защитой перед законодателями тезиса, что рынки являются имманентно конкурентными (и сверхприбыли быстро самоликвидируются), и в то же время уверением акционеров, что (ожидаемые) прибыли будут устойчивы, ибо рынки имманентно неконкурентны. И та же самая мораль, которой были привержены (точнее сказать болезнь, которой были подвержены) лидеры нашего бизнеса, распространилась и на наших политических лидеров. Они считали, что создают общественное благо, создавая личное благополучие. Они могли со спокойной совестью выступать за дерегулирование, будучи убежденными, что таким образом помогают экономике и обществу в более общем смысле, и в то же время получать увесистые пожертвования в избирательные фонды, обеспечивающие их переизбрание. Быть нравственным приобрело как в частном, так и в государственном секторе новое значение — любым путем повышать свою прибыль.

Как бы это ни было комфортно, но, к сожалению, это положение Адама Смита не имеет под собой никакой основы^{139}. Я надеюсь, что моя книга поможет осознать, насколько эта идея является ложной и опасной. Капитаны промышленности — лидеры, взирать на которых призывали американцев, те, кто служил вдохновляющим примером для остальных, действовали, как выяснилось, так, чтобы обогатить себя за счет других. И, по крайней мере, в ретроспективе их действия выглядят глубоко безнравственными.

Было ясно, что проблема не просто в том, что пара яблок оказалась червивой. Со временем обнаруживалось все большее количество гнилых яблок. Разумеется, нечестные менеджеры водились всегда. Америку поразило количество гнилых яблок и число известнейших компаний, вовлеченных в мошеннические действия. Было ли это так всегда или просто тайное стало явным? Или сам капитализм изменился — и изменились возглавляющие его люди. Центральным тезисом этой книги является положение, что поведение определяется стимулами. В бизнесе всегда есть решения, принимаемые на основе суждений. Нельзя все разделить на черное и белое. Бухгалтерам и аудиторам приходится принимать трудные решения, и они пытаются подходить к ним с профессиональных позиций. Но когда на кону большие деньги, когда получают крупные бонусы от роста курса акций — выработка суждений принимает искаженный характер сначала слегка, но со временем все больше и больше. В девяностые годы была деформирована система стимулирования, и соответственно в области поведения образовался порочный, самоусиливающийся цикл.

В девяностые годы нормы и этика изменились. То, что считается приемлемым зависит от того, как поступают другие, что они считают приемлемым. Если обычно главный исполнительный директор получает троекратное вознаграждение по сравнению с рядовым работником, то может считаться приемлемым, что выдающийся директор получит четырехкратное вознаграждение, но не сорокакратное. Если главный исполнительный директор, как правило, оплачивается в десять раз больше рядового работника, то для особо выдающегося директора может считаться приемлемой оплата в пятнадцать раз больше, но не в сто раз. В Америке девяностых годов все ограничения были опрокинуты, все стало приемлемым. В наличии были сильные стимулы, чтобы вырваться за пределы старых ограничений, и эти стимулы срабатывали. Считалось, что все заслуживают той оплаты, какую им удалось добиться. Такое было время. Система стимулов меняла местами правильное и неправильное, приемлемое и неприемлемое. И новая система стимулирования срабатывала.

ФОРМИРОВАНИЕ ИНДИВИДУУМОВ

Видение роли государства, с которым я выступаю, начинается там же, где начинает большинство экономистов: при данных предпочтениях и ценностях индивидуумов, каким должен быть экономический механизм, наилучшим образом удовлетворяющий желания индивидуумов? Но в основе спора о том, что случилось с Америкой в девяностые годы, лежит тревога, связанная с тем, как изменились наши ценности и наше общество. Люди моего поколения, может быть, особенно чувствительны к этим изменениям. Мы выросли в эпоху, которая заставила Джона Ф. Кеннеди обратиться с призывом: «...не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя, — спроси себя, что ты можешь сделать для своей страны». Линдон Б. Джонсон (Lindon В. Johnson) начал Войну с бедностью. А мы начали борьбу за гражданские права.