Ревущие девяностые. Семена развала - [112]

Второе регулирующее положение ограничивало для коммунальных служб возможности заключения долгосрочных контрактов на покупку электроэнергии, чему существовало вполне понятное обоснование. Прежде интегрированные электроэнергетические компании занимались и генерированием, и передачей, и сбытом электроэнергии. После дерегулирования энергетические компании перешли в сферу розничного бизнеса. Теперь они покупали электроэнергию у генерирующих компаний и продавали ее потребителям. При сохранении права на долгосрочные контракты (по фиксированному или, по крайней мере, максимальному тарифу на поставляемую потребителям электроэнергию) им имело бы смысл заключить такие контракты. Но если бы большая часть рынка была охвачена долгосрочными контрактами, то рынок покупки за наличные (т.е. рынок, где сегодня продается электроэнергия с сегодняшней же поставкой) был бы очень узким (поскольку в Калифорнии очень много электроэнергии расходуется на кондиционирование воздуха, в зависимости от погодных условий спрос на электроэнергию сильно колеблется не только в пределах суток, но и изо дня в день). Если бы большая часть электроэнергии покупалась и продавалась по долгосрочным контрактам, то оставался бы относительно маленький резерв для покрытия повышенного спроса.

Опасность ситуации была очевидной: снижая поставки за наличные на сравнительно узком рынке, поставщики могли достаточно сильно воздействовать на тарифы и цены. Рынки небольших объемов при ограниченном предложении особенно уязвимы для манипуляций. Запрет на долгосрочные контракты был попыткой расширить рынок и повысить его конкурентность. Была и другая причина этого, меньше нацеленная на общественное благо: те, кто торговал электроэнергией, хотели, чтобы обороты были как можно больше — на этом они делали деньги. Но опора на операции за наличные таила в себе дополнительный риск. Рынки за наличные могут подвергаться сильным колебаниям. Изменение спроса и предложения на таких рынках вызывают резкие скачки цен, даже если рынок достаточно широк. Малоимущие домашние хозяйства и малый бизнес особенно чувствительны к колебаниям цен. Им необходима ценовая определенность, чтобы планировать свои бюджеты. Появился риск, относительно которого они не могли получить страховки, — такой, которого не было при старом тарифном режиме. Тарифные «шапки» (верхние пределы) ограничивают этот риск, но смещают его при этом на розничных поставщиков, занимающихся маркетингом электроэнергии. В ходе дерегулирования опасения были отброшены в сторону в надежде на то, что оно приведет к снижению тарифов. Если сегодня тарифы составляют 5 центов за киловатт, то кто будет возражать, если тарифы будут колебаться от 4 до 2 центов? Каков бы ни был исход, потребители и бизнес выиграет. Лишь немногие — за исключением ученых-экономистов, хорошо понимавших опасность манипулирования рынком — могли предвидеть, что Калифорния под давлением таких фирм, как Энрон, входит в самый худший из возможных миров: повышенного риска и манипулирования рынком.

В ответ на утверждения критиков дерегулирования, что манипулирование рынком способствует возникновению проблем, но не является их причиной, администрация Буша заняла наступательную позицию: ухватилась за высокие энерготарифы как предлог для расширения бурения в экономически уязвимых регионах, например, в Арктике, и свертывания мер по защите окружающей среды. Они заявили, что калифорнийский энергетический кризис есть следствие не манипулирования рынком, а этих ограничительных мер, затрудняющих развертывание новых мощностей. Уже в то время их аргументация не казалась убедительной. Кроме всего прочего, когда начиналось дерегулирование, дефицит, казалось бы, не вызывал опасений, беспокоило другое — избыточные мощности. Энергетические компании не заявляли о необходимости сооружения новых электростанций. Были и другие странности в отношении дефицита предложения. Представлялось, что имеет место дефицит природного газа, но в то же время пятая часть газопроводных мощностей простаивала.

Теперь, в ретроспективе, аргумент, что энергетический дефицит был вызван нехваткой мощностей, кажется еще менее убедительным: после восстановления регулирования энергетический дефицит почему-то рассосался. Действительно, вскоре после этого аналитики стали критиковать энергетические компании, выражая беспокойство по поводу избытка мощностей, а не их дефицита. Бывали случаи, когда мощностей не хватало, но они были результатом манипулирования рынком, в том числе со стороны тех, кто хотел свертывания ограничений, введенных для защиты окружающей среды. Ущерб, наносимый окружающей среде, является вполне реальным ущербом. При росте загрязнения воздуха продолжительность жизни сокращается, а здоровье людей ухудшается; выброс парниковых газов ведет к глобальному потеплению. Меры по защите окружающей среды сделали американские города чище, а наш образ жизни более здоровым (наиболее важные из этих мер были введены при Буше старшем). Заставив электроэнергетические компании за это платить, государство просто следовало рекомендациям подлинной экономической науки.