Революция отвергает своих детей - [21]

Теперь внезапно всем привилегиям наступил конец. Заключение пакта о ненападении с фашистской Германией и роспуск нашего дома превратили нас за одну ночь в обыкновенных молодых людей Советского Союза. А всего прошло только две недели с тех пор, как мы пользовались особым автобусом Военного училища для поездок к морю и были предметом особого внимания сотен офицеров на торжественном собрании.

Может быть, этот эпизод поможет западному читателю понять, почему в Советском Союзе, — и в этой книге, — политические события занимают такое большое место, а личные переживания отступают часто на задний план. Как могло бы быть иначе в стране, где политические события так непосредственно вторгаются в личную жизнь каждого? Я пережил начало огромной волны арестов, когда мне было 14 лет. Она меня оторвала от матери. В 15 лет я пережил аресты наших учителей и педагогов, показательные процессы и дикие обвинения против лиц, которые еще незадолго перед этим ставились нам в пример. Когда мне исполнилось 16 лет, я был свидетелем ареста в нашей спальне одного из воспитанников детского дома. И вот теперь на восемнадцатом году жизни я понял, что судьба нашего детского дома зависела от внешнеполитического договора с другой великой державой.

ГЛАВА II Я СТАНОВЛЮСЬ СОВЕТСКИМ СТУДЕНТОМ

— Если в течение пяти дней вы сумеете поступить в какое‑нибудь учебное заведение или на работу и найдете квартиру, мы не будем препятствовать вашему уходу из детдома. В противном случае вы останетесь здесь и будете подчиняться общему распорядку, — сказал мне строгим тоном заведующий «Спартака».

Мое решение было принято: я ни за что не хотел оставаться в этом мрачном русском детдоме «Спартак». Я стремился вырваться из него, как из смирительной рубашки. Итак, я бросился на поиски учебного заведения, которое принимало бы окончивших девятый класс и обеспечивало стипендией и квартирой.

МЕНЯ СПАСАЕТ ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЙ КУРС

— К сожалению, мы больше никого не принимаем. Курс укомплектован, и мы уже в августе отказывали кандидатам, — ответили мне в Московском учительском институте, помещавшемся в старом здании около станции метро «Кировская».

Я показал мою «Похвальную грамоту» отличника.

— Может быть нам удастся сделать для вас исключение. Придите послезавтра.

Послезавтра — был последний день срока, назначенного мне заведующим.

На обратном пути из учительского института я зашел в наш бывший детдом в Калашном переулке. Теперь там жили русские дети. Но нас не смогли всех быстро рассортировать, поэтому оставшимся австрийским и немецким детям были отведены две комнаты. Мне сказали, что я тоже могу там на время поселиться, если институт не предоставить мне сразу же места в общежитии.

Наконец, наступил пятый день моей отсрочки. С натянутыми нервами я вошел в здание учительского института.

— Мы совещались относительно вас. Мы вас все же примем.

Обрадованный, чувствуя себя уже студентом института и избавленным от общежития «Спартака», я собирался высказать горячую благодарность. Но моя радость оказалась преждевременной.

— Вам придется подождать по крайней мере неделю, прежде чем будут окончены все формальности и вы сможете получить от нас официальную справку о вашем принятии.

Еще неделю! Так долго я не мог ждать. Заведующий: ни за что с этим не согласится. Я должен иметь что‑нибудь в руках. Справку! Сейчас же. В этом мое единственное спасение.

— Может быть вы хотите на подготовительный курс? Тогда, конечно, мы примем вас сразу же, но вы потеряете целый год. В тот момент мне было все равно. Главное — выбраться из русского детдома!

Я даже не знал толком, что это за подготовительный курс, но слова «примем вас сразу же» решили все.

Через несколько минут я получил долгожданную справку: «Настоящим подтверждается, что тов. В. Леонгард зачислен курсантом подготовительного курса Московского учительского института иностранных языков»,

С сияющим лицом я покинул институт и через полчаса был уже в детдоме. Вскоре я предстал перед заведующим. Он попытался изобразить на лице любезность и даже поздравил меня.

Затем я распрощался с немецкими и австрийскими друзьями из бывшего детдома номер 6, с которыми провел годы моего детства и которые оставались теперь в «Спартаке». Они, как и заведующий, пожелали мне всего наилучшего, но в их словах было куда больше теплоты и искренности.

Так началась в сентябре 1939 года моя жизнь студента подготовительного курса Московского учительского института иностранных языков.

Одногодичные подготовительные курсы были в то время очень распространены в Советском Союзе. Целью их было подготовить кандидатов для вузов и познакомить будущих студентов с рядом специальных предметов, еще до поступления в эти вузы. По окончании года надо было сдавать экзамены, которые являлись одновременно вступительными экзаменами в вуз. Так как я был теперь курсантом подготовительного курса, можно было надеяться, что через год, т. е. в сентябре 1940 года, я буду принят в Московский учительский институт иностранных языков — МУИИЯ.

Занятия велись не в институте, а в помещении одной из школ в центре Москвы в послеобеденные и вечерние часы. Хотя мы и были уже почти студентами, занятия подготовительного курса напоминали школьные. Как и в школе, занятия проходили по определенной программе, с классными работами и домашними заданиями. Мы получали отметки и сдавали массу экзаменов, как это принято во всех советских школах. Более половины учебного времени посвящалось изучению английского языка. Второстепенными, но также обязательными предметами были: русский язык, русская литература и история. Я был рал что отделался, наконец, от математики, физики, химии и черчения и мог заняться только интересующими меня предметами.