Революция и семья Романовых - [59]
Корнилов, однако, не желал быть послушным орудием в руках прожженных политиканов, которых он глубоко презирал в душе. Прорываясь к креслу верховного главнокомандующего, он имел собственные планы, вынашиваемые еще с апрельских дней и разрабатываемые его окружением во главе с уже известным нам Завойко. Керенский, Савинков и Филоненко сознавали потенциальную опасность Завойко. Не случайно во время пребывания на Юго-Западном фронте Савинков и Филоненко настояли на том, чтобы Корнилов «убрал» «ординарца». То же требование было предъявлено ему при назначении «верховным». Снова Корнилов подчинился, но, как только все улеглось, Завойко сразу же объявился в Ставке…
Вскоре после прибытия Корнилова в Могилев весь состав президиума главного комитета «Союза офицеров армии и флота» появился у него. Вспомним, что Керенский в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии, а затем и в эмиграции упорно говорил о существовании в главном комитете некоей «конспиративной группы», имевшей связи в промышленных и финансовых кругах Петрограда и Москвы. Теперь в нашем распоряжении имеются материалы, подтверждающие это. По воспоминаниям члена президиума полковника С. Ряснянского, Корнилову на встрече с членами главного комитета был прямо поставлен вопрос: не считает ли он возможным «принять на себя единоличное правление»? В ответ Корнилов сказал, что «подобный вопрос ему уже задавали некоторые лица и даже предлагали сделать переворот, но что он не считает подобное выступление сейчас полезным». На вопрос «а в будущем?» Корнилов ответил: «При известных условиях, возможно». «Эта фраза, – писал далее Ряснянский, – была принята нами как согласие стать в будущем правителем, и придала уверенность в работе»[312]. Председатель главного комитета полковник Л. Новосильцев в своих воспоминаниях передает ответ Корнилова в более развернутом виде. На вопрос о его отношении к реставрации Романовых Корнилов ответил, что «лично ему ничего не надо; кроме хорошего царская семья ему ничего не сделала, но не только реставрации, но даже вообще появления у власти Романовых он бы не желал… Власти он не ищет, но сам понимает, что диктатура только и могла бы спасти положение, и если придется взять власть в свои руки, то он этого избегать не будет…»[313]
Большая часть членов главного комитета образовала после этой встречи конспиративную группу, получившую название «корниловской». Примечательно, что об ее возникновении и деятельности ничего вначале не было сказано даже самому Корнилову! Объяснялось это, по-видимому, тем, что многие участники «корниловской организации», будучи монархистами, не желали афишировать своих намерений.
Вскоре же в Ставку прибыли представители «Республиканского центра» К. Николаевский и полковник Дисеметьер. Они были приняты Корниловым, который выделил Новосильцева и полковника В. И. Сидорина в качестве связных между Ставкой и «Республиканским центром». Почти одновременно через посланца генерала Крымова полковника Г. Дементьева была установлена связь Ставки и с «крымовской организацией»[314]. Так в конце июля начал завязываться корниловский заговор, участниками которого были члены конспиративной группы главного комитета «Союза офицеров армии и флота» (Ставка), офицеры «крымовской организации» и члены «Республиканского центра». Видную роль в этом заговоре, несомненно, играл Завойко, поскольку, как мы уже знаем, он имел тесные связи с «деловыми кругами», связанными, в свою очередь, с «Республиканским центром». А финансировали все «дело» именно они.
Несмотря на довольно обширную литературу о корниловщине как движении, наиболее полно воплотившем в себе идею контрреволюционной военной диктатуры, мы все же недостаточно знаем ее подлинную социально-политическую сущность, точнее, те политические потенции, которые были в ней заложены, и те импульсы, которые могли их развернуть, в том случае, если бы ей сопутствовал успех. В общем это можно понять. Корниловщина являлась исходным пунктом, началом будущего «белого движения», и ей в полной мере были присущи все его черты, в том числе маскирующий, прикрывающий политический лозунг «непредрешения». Кроме того, корниловщина выросла из заговора, имела заговорщическую основу, которая всегда трудно поддается историческому анализу. Провал корниловщины еще больше усугубил эту трудность. Но В. И. Ленин прямо указывал на возможность поворота корниловского движения в монархическом направлении. «Относительно целей корниловщины, – писал он, – мы все знаем, и никто из демократии не оспаривает, что эти цели состояли в диктатуре помещиков и буржуазии, в разгоне Советов, в подготовке восстановления монархии»[315]. Вся сложность состоит, однако, в том, чтобы раскрыть эту глубоко законспирированную и не всегда организационно оформленную работу. Не все страницы истории, к сожалению, прочитываются легко…
