Революция и семья Романовых - [13]

– Но ведь правительства здесь нет! – пробовал возразить Фомин.

– Я теперь правительство! – оборвал его Хабалов. Тут же он распорядился обзвонить всех министров и пригласить их собраться в Адмиралтействе. Однако когда начали звонить, выяснилось, что телефоны отключены.

Но один член правительства все-таки находился с отрядом – военный министр Беляев (по другим данным, Беляев прибыл уже в Зимний дворец). Помимо него (а также генералов Хабалова и Занкевича), тут были петроградский градоначальник А. П. Балк, его помощник генерал Вендорф, начальник штаба Хабалова генерал М. К. Тяжельников и еще несколько жандармских и армейских генералов. Фактически только эта кучка людей олицетворяла теперь царский режим в Петрограде…

Время шло. К измайловцам вновь вышел генерал Занкевич. Отозвав Данильченко и Фомина, он сообщил им, что только «адмиралтейская часть города» еще не занята восставшими и только отдельные части, ядро которых составляет отряд измайловцев, остаются «верными долгу». Тактика этих последних «защитников престола» должна быть теперь иной: о наступательных действиях нечего и думать, надо держать оборону Адмиралтейства до вечера 28 февраля, когда по расчетам «адмиралтейских» генералов в Петроград начнут прибывать фронтовые войска. Расчеты эти были неверными. Как мы уже писали, генерал Иванов с Георгиевским батальоном (800 человек) прибыл в Царское Село только утром 1 марта (и вскоре отвел батальон на станцию Вырицу). Что же касается других частей, то в ночь на 28 февраля и в первую половину 28 февраля они только начали грузиться в эшелоны. Лишь к концу 1 марта они находились на станциях между Лугой и Псковом, Псковом и Двинском, а также в районе Полоцка. Только «головной» 67-й Тарутинский полк в это время находился на станции Александровская. Но Занкевич уверял, что каратели с фронта «в самый короткий срок наведут в столице порядок и будут расстреливать не только взбунтовавшиеся запасные батальоны, но и просто толпы демонстрантов»[69].

Итак, последний «бастион» царизма должен был во что бы то ни стало простоять до подхода карательных войск, посланных царем с фронта. Как пишет Фомин, «следовало сидеть, не показываться и ждать каких-то избавителей»[70]. Но в 2 часа в ночь с 27 на 28 февраля Занкевич неожиданно отдал новый приказ: срочно покинуть Адмиралтейство и идти на охрану Зимнего дворца. В чем был смысл такого приказа, не объясняют ни Данильченко, ни Фомин. По-разному описывают они этот «исторический поход». «Бравый» Данильченко и спустя много лет представил его чуть ли не гвардейским парадом. Когда отряд шел мимо Александрийской колонны, он, Данильченко, якобы отдал команду, и солдаты продефилировали мимо нее, «четко печатая шаг»: «чувствовалось, что отряд верных государю-императору войск идет в его дворец»[71]. Фомин же воссоздает почти зримую картину этого «похода» в иных красках. «Был крепкий мороз, кругом – насколько хватало глаз – не было видно ни души. С нашим движением мертвая тишина Дворцовой площади огласилась шумом фыркающих лошадей и металлическим звоном режущих снег колес орудийных упряжек. Белый снег делал все предметы черными, но, благодаря ему и несмотря на отсутствие горящих фонарей, было совершенно светло». Впереди отряда, сгорбившись, шагал военный министр Беляев, за ним – Хабалов, Занкевич, Тяжельников и другие генералы…[72]

Ночь поглотила мощное каре Зимнего дворца. Только из некоторых окон шел слабый свет, выхватывая из темноты суетившихся людей, лошадей, которые, помахивая хвостами, мирно стояли у армейских повозок. Было что-то фантастическое в этой картине: Фомину на мгновение даже почудилось, будто творение Растрелли из огромного европейского города вдруг переместилось в степь, по которой движутся кочевники. Усилием воли он отогнал наваждение…

Во дворец вошли через главные ворота. Там находилась рота главного караула дворца – солдаты из запасного батальона лейб-гвардии Петроградского полка и часть Запасного кавалерийского полка, еще раньше вызванная сюда из Новгорода.

Эти «пополнения», конечно, усилили отряд, но не так уж существенно.

Измайловская пехота расположилась на втором этаже, у окон, выходивших на Дворцовую площадь, несколько орудий поставили у ворот, а остальные и кавалерию «отвели в резерв». В общем, готовились к осаде. Хабалов даже официально назначил Данильченко на новую должность – «коменданта обороны Зимнего дворца».

Весь беляевско-хабаловский штаб (а по свидетельству Данильченко, он теперь увеличился примерно до 60 человек) разместился в двух «покоях»: «голубом» и «бордо», в которых в общей сложности стояло 7 телефонов. «Комендант обороны» тут же начал названивать министрам и «лицам царской фамилии»: они приглашались в Зимний дворец. Никто, однако, не отозвался. Только ранним утром 28 февраля, когда еще не начало светать, к Зимнему подъехали два автомобиля. Из первого вышел великий князь Михаил Александрович – брат царя. Но и он явился не по приглашению Данильченко. Еще днем 27 февраля его срочно вызвал из Гатчины председатель Государственной думы М. В. Родзянко с тем, чтобы, связавшись со Ставкой по прямому проводу, он попытался оказать на царя давление и склонить его к уступкам думской оппозиции. Николай II не внял, однако, советам брата, решив, как мы уже знаем, направить в Петроград карательные войска. Ввиду неудачи своей миссии Михаил собрался было вернуться в Гатчину, но дороги из Петрограда уже были блокированы. Тогда Михаил и направился в Зимний дворец.