Революция и контрреволюция в России - [9]

Отказ от ожидания(!) мировой революции и переход к социализму в России, декретирование его скорого построения превращало то, что было для большевиков лишь средством, в цель и, фатальным образом, их цель в средство. Таким образом, развитие экономики России становилось самоцелью и, неизбежно, то влияние, которое русское государство через Коминтерн оказывало на международный пролетариат, использовалось для того, чтобы поставить его борьбу на службу этой цели.

Правда, в данном случае речь идет лишь о политическом перевороте. Однако, по мере осуществления этого переворота, его было достаточно для того, чтобы лишить СССР какого бы то ни было социалистического характера, поскольку его «социализм» всегда был исключительно политическим. Потому что его «социальное содержание» было содержанием буржуазной революции, доведенной до конца, т.е. радикальным разрушением всех докапиталистических форм и отношений, но вместе с тем, благодаря пролетарскому государству, руководимому коммунистической партией, общество было направлено через капитализм к коммунизму.

Победа контрреволюции

По отношению к непосредственному экономическому и социальному содержанию русской революции сталинизм, безусловно, не был контрреволюционным! Напротив, он был его политическим выражением, направленным против интернациональной пролетарской политики большевиков. Последние разрушили все феодальные барьеры, мешавшие развитию капитализма, но они стремились сдерживать это развитие, контролировать, направлять его, потому что они преследовали более широкие цели. Политическое и физическое устранение большевиков - это ликвидация пролетарских барьеров на пути бурного развития капитализма: как только их устранили, это развитие началось. Доказательством этому служит тот факт, что еще до того, как "планирующий гений" государства сыграл свою роль, экономика России стала развиваться невиданно высокими темпами, достичь которых затем не помогли ни сталинские методы "принуждения", ни послесталинское "соревнование".

"Социализм в одной России" - это буржуазная контрреволюция в России, потому что он означает разрушение всех пролетарских черт государства, означает, что государство не управляется больше пролетариатом, не отстаивает его классовые интересы, а защищает интересы капиталистического развития России.

Понятно, что эта контрреволюция не была единовременным актом; отстранение большевиков от власти осуществлялось в ходе сложной фракционной борьбы, связанной с перипетиями борьбы международной. В 1926 г. еще нельзя было сказать, что поражение стало фактом; новый подъем борьбы европейского пролетариата мог бы еще изменить соотношение сил в России. Тем не менее контрреволюция была уже реальностью, а политическое раэмежевание стало явным именно в 1926 г. В последующие годы оно станет свершившимся фактом и тогда, утратив власть в России, пролетариату уже нечего будет защищать в этой стране.

Троцкий утверждал в то время, что в России нужно было совершить лишь политическую революцию. Такая формулировка, конечно, не является ошибочной, но она звучит двусмысленно. Если под ней подразумевать, что в экономике социалистическая революция уже свершилась, то это заблуждение. Напротив, она верна в том смысле, что если бы даже мы смогли отобрать власть у сталинистов, мы не осуществили бы больше социализма чем они именно потому, что переход к социализму не стоял в повестке дня в России. Иными словами, мы вовсе не упрекаем сталинизм в том, что он не осуществил социализм в России: большевики на все лады повторяли, что это было невозможно!

* * *

Триумф буржуазной контрреволюции, следовательно, не сделал Россию обычным буржуазным государством. Контрреволюционный по отношению к пролетариату и мировому коммунистическому движению, он был выражением взлета капиталистического развития огромной царской империи и его инструментом, взлета, который, локально, был еще революционным в буржуазном смысле. Этот противоречивый аспект русского государства дает повод для ошибок. Некоторые, чувствительные на свой счет революционеры (буржуазные), любой ценой желают видеть в нем социализм; другие, находясь под впечатлением его контрреволюционной практики (по отношению к пролетариату) хотят идентифицировать его со старым буржуазным государством.

Но если было бы заблуждением видеть в России социализм, то не меньшим заблуждением было бы видеть в ней лишь «государственный капитализм». В самом деле, русская экономика была еще далека от госкапитализма, который является категорией экономической, а не юридической, хотя в результате бегства и экспроприации буржуазии собственность на крупные предприятия и оказалась в руках государства. Ленин это хорошо понимал, когда разъяснял, что осуществление настоящего госкапитализма в России было бы, при условии сохранения власти в руках пролетариата, шагом к социализму. Ибо, если государственный капитализм остается все же капитализмом, он, тем не менее, не является одним и тем же в государстве, возглавляемом пролетариатом и в буржуазном государстве.

После отстранения пролетариата от власти, русский капитализм, раздробленный, находящийся на низком исходном уровне, стремится принять развитые и концентрированные формы по крайней мере в промышленности. Для того, чтобы обеспечить себе нейтралитет со стороны крестьянства, сталинизм, после совершения им довольно катастрофических ошибок, оказался перед необходимостью заключить с ним компромисс в форме колхозов. Эта форма