Революция - [79]

Это их отрезвило. Они прекратили изрыгать угрозы и стали расходиться, а комендант вернулся в крепость. Я слышала, как он сказал одному из охранников:

— Добрые люди… Да среди этих добрых людей полно бывших заключенных. Я многих узнал.

После этого он приказал удвоить караул, а меня, служанку и троих поварят отправил по домам. Я пошла на юг по самым тихим улочкам, нарочно избегая рынков и прочих мест, где собирается чернь. В одном из переулков была винная лавка, и там шумела толпа. Я хотела повернуть назад, но не успела. Какая-то женщина заметила меня.

— Экий симпатяга! — воскликнула она. — Иди-ка сюда, мой сладкий! Принцесса жаждет твоего поцелуя!

Они сняли голову с пики и положили ее на стол. Пьяный человек щипал ее бескровные щеки. Другой целовал ее в безвольные губы. Третий поправлял ей прическу. Мне хотелось закричать, закрыть глаза, броситься бежать, но я не смела, зная, что за мной погонятся. «Ты же актриса, — прошептала я себе. — Играй».

— К черту! — воскликнула я. — Не буду я целоваться с проклятой аристократкой! Пускай сама меня целует. Вот сюда! — Я повернулась и шлепнула себя по заднице.

Они захохотали. Кто-то хлопнул меня по спине. Другой протянул мне вина. Третий, трезвый и тихий, принялся меня допрашивать.

— Ты кто такой, парень? — спросил он. — Куда направляешься?

Я сказала, что я слуга из Тампля, иду домой ночевать. Он спросил, патриот ли я. Я ответила: разумеется. На моих пуговицах было написано: «Свобода или смерть», а к жилету приколоты революционные ленты. Кивнув, Жан — так он мне представился — назвал меня истинным сыном Франции и предложил остаться. Больше часа я пила с ними, смеялась с ними, пела их песни.

А потом Жан заявил, что пора возвращаться к работе на благо Республики. Он пообещал выставить всем еще вина, но сперва — дело. Я хотела уйти, однако он меня не отпустил.

— Мне нужно выспаться, — сказала я.

— Враги Революции не дремлют, — отвечал он. — А значит, и ее защитники не должны спать. — И мы двинулись по улице.

— Куда мы идем? — спросила я.

— Назад к тюрьме Ла-Форс.

Тут он отвернулся поговорить с кем-то из своих спутников, и очень кстати, потому что я больше не могла притворяться. Меня обуял страх. В тюрьме Ла-Форс еще недавно держали принцессу де Ламбаль. Я попыталась отстать, свернуть в переулок, но людей было слишком много, толпа несла меня вперед. Вскоре со стороны тюрьмы начали доноситься крики.

— Давай, мой мальчик! — воскликнул Жан, проталкивая меня в ворота. — Удобрим корни свободы кровью ее врагов!

Во дворе уже столпились люди и горел огромный костер. Рядом с ним была груда тел — мужских и женских. Я застыла в ужасе, когда мимо меня пробежала женщина в разодранном платье. За ней с хохотом гнались трое мужчин. Когда один схватил ее, она закричала:

— Помогите!.. — но тут же тяжелая дубина обрушилась на ее голову, и она умолкла.

Жан сунул что-то мне в руку. Я опустила взгляд и увидела обломок доски с торчащими гвоздями.

— За дело, гражданин! — закричал Жан.

Я бросила доску на землю. Жан схватил меня за шиворот и приказал снова ее поднять. Я отказалась. Тогда он ударил меня. Я пыталась вырваться, кричала, лупила его кулаками и уже была уверена, что сейчас он меня убьет, когда рядом раздался голос:

— Жан, пусти его! Это человек герцога!

Это был Ротонд. Я много раз видела его у герцога в гостях.

— Какого черта? — спросил Жан. — Я не доверяю ему. Он не патриот! Он бесхарактерный, как баба. И предатель.

— Я тебе говорю, это мальчишка Орлеанского. Убьешь его — будешь отвечать перед самим герцогом, — сказал Ротонд.

Жан сплюнул.

— Ладно, катись отсюда, сопляк, — прорычал он, толкая меня с такой силой, что я упала на четвереньки на булыжник. — Вали к своему хозяину. Передай, что у нас тут работа кипит.

Обезумев от страха и едва разбирая его слова, я поднялась на ноги и побежала прочь. На улицах, по которым я мчалась, было темно. В окнах не горел свет. Я стучала во все двери, надеясь, что кто-то меня впустит: я боялась, что ноги не донесут меня до Пале. Но никто не открывал. Добрые люди Парижа спрятались за семью засовами, потому что добрые люди всегда так поступают. Множества кровавых расправ можно было бы избежать, если бы не равнодушие добрых людей.

Я старалась держаться в тени и ныряла в закоулки, едва заслышав голоса или шаги. В Пале я спотыкаясь поднялась по лестнице и упала на кровать. Через минуту за мной явился Николя.

— Рассказывай, — потребовал герцог, как только я вошла в его спальню.

И я рассказала. Пустым, безразличным голосом перечислила все, что видела. Голову принцессы. Толпу у Тампля и у Ла-Форс.

— Столько трупов… — вспоминала я. — У многих отрублены руки и ноги. У других головы. Мужчины, женщины. Я видела мертвого ребенка. Мальчика. Ему было лет двенадцать…

Герцог стоял перед зеркалом и готовился к выходу. Он был одет не в обычный свой роскошный наряд, а совсем просто. Серая накидка, невзрачная войлочная шляпа — в таком виде я бы его не узнала, так мог выглядеть любой парижский прохожий. Подобные люди незаметны в толпе. Под шляпой лица герцога было почти не видно, но отраженные в зеркале глаза сверкали при свечах. Это были глаза цвета полуночи.