Революция 1917 года. Как это было? - [2]

Кстати, у нас есть примеры. Вот освободили болгар – и чем же они нас отблагодарили? Но вот наша интеллигенция тогдашняя, этот слой в истерии вышел, когда войну объявили, в верноподданническом угаре и в каком-то очень странном патриотизме: «Стамбул наш! Константинополь наш!» Считать ли это фактором неизбежности? Думаю, что нет.

Г. Саралидзе: Те, кто считают, что не было никакой необходимости вступать в войну, говорят, что не было глубинных противоречий с Германией, которых нельзя было бы преодолеть. Кстати, эта мысль содержится в том самом меморандуме Дурново. К этому как относиться?

А. Гаспарян: Давайте вспомним, что знаменитый лозунг о необходимости для Германии жизненного пространства был придуман вовсе не Адольфом Гитлером, он был заимствован у Бисмарка.

Д. Куликов: Да, конечно.

А. Гаспарян: Это произошло, когда заговорили о том, что у немцев нет колоний, население зажато границами. Значит, что нужно? Надо расширять зону своего влияния.

Д. Куликов: А на самом деле речь шла о капиталистическом освоении мира и получении рынков. В широком понимании слова «рынок».

Г. Саралидзе: Конечно, да, но при этом приводятся данные, по которым как рынок Россия была более открыта немецким товарам, чем английским. Англичане проигрывали.

Д. Куликов: Поясню, принципиальный момент. Рынок – не в смысле куда продавать… А место, где происходит первое накопление капитала – так называемого первичного капитала. Вопрос в том, кого грабить будем? Потому что накопление первичного капитала – это всегда сверхприбыль, это всегда бусы, стекляшки в обмен на золото, это всегда рабский труд, за который не надо платить. Вот она, причина образования сверхкапитала, этой большой капиталистической ренты, которая называется первичным накоплением. Германии и Австро-Венгрии нужно было кого-то ограбить, чтобы быть в состоянии реально конкурировать с той же Британией, например. Поэтому, когда заводят речь о необходимости расширения жизненного пространства – лукавят. Немцем что, жить негде было? Сейчас живут – и ничего. И тогда было где жить. Вопрос стоял в другом: кого грабить? Англосаксы, французы грабят, итальянцы и те грабят, а мы, немцы, не грабим. Надо срочно решить этот вопрос! Я утрирую, но лишь немножко.

Г. Саралидзе: Но здесь немцы в большее противоречие вступали с Англией и Францией, нежели с Россией, – вот в чем вопрос.

Д. Куликов: Я об этом и говорю.

А. Гаспарян: Россия была стабильным и постоянно растущим торговым партнером Германии. Но из этого ведь вовсе следует, что немцам не хотелось получить значительно больше – это первый момент. Второй момент: всякий раз, когда наши дипломаты (причем абсолютно неважно, кто именно возглавлял внешнеполитическое ведомство) заводили речь об идее славянства, это вызывало абсолютнейшую истерику в Германии. Прямая параллель: как только наш МИД устами Лаврова заговорит о том, что необходимо добиться соблюдения Минских соглашений, вы увидите абсолютно такую же реакцию. Ситуация-то была какая: Германия искренне рассчитывала на то, что Россия – колосс на глиняных ногах, которого можно будет свалить.

Д. Куликов: Так же как и Гитлер, кстати. Разницы никакой.

А. Гаспарян: Гитлер с этой точки зрения опять ничего нового не придумал: он взял на вооружение те же лозунги, которые формировались с конца XIX столетия. Изначально речь шла о том, что можно задавить экономически – не получилось. Тогда что остается? Государства были простые, как и люди: остается только воевать. И ради этого, по сути, на карту было поставлено все. Неважно, что было бы потом, никто не думал, что война затянется. Расчет-то был на что?

Д. Куликов: Мы, вступая в войну всем нашим обществом, тоже были абсолютно уверены, что это вопрос нескольких месяцев.

А. Гаспарян: Если не недель.

Д. Куликов: Ну да, месяцев – это осторожные говорили, а радикалы считали, что в течение нескольких недель мы окажемся в Берлине, наши дивизии туда дойдут – и вопрос будет закрыт, и не будет никаких немецких погромов.

А. Гаспарян: Немецкие погромы в Москве – это 1915 год. Это выплеск того самого угара и разочарования, который последовал после 1914-го.

Д. Куликов: Да, угара у нас было никак не меньше. Как это проиллюстрировать? Я хочу задать вопрос: а зачем нам эти Балканы нужны были? Откуда мы все это взяли? Это опять же параллель с Украиной. Вот нам Бжезинский сказал: мы без Украины – ничто, а с Украиной мы, дескать, империя. Что это все значит? Какой в этом смысл? Никто не задумывался! Мы, как бараны на ворота, ломимся. «Действительно, Бжезинский сказал, что мы ничто без Украины. Надо исправить эту историческую серьезную несправедливость!» Вот тогда было то же самое, только похлеще во много раз. Нам нужны были Балканы, проливы, Константинополь…

А. Гаспарян: Дарданеллы.

Д. Куликов: Дарданеллы и прочее. Зачем они нам были нужны? Что мы хотели? Греческий народ что – изнывал без нас? Кто-нибудь заметил, как именно он без нас изнывал? Действительно, было греческое сопротивление, действительно, они боролись с Турцией – все это было. Но в страшном сне греческий народ не мог представить, что он должен влиться в Российскую империю, стать ее частью. А в нашей пропаганде все это существовало и послужило мощнейшим толчком. Понимаешь? У нас территорий и всего, в общем-то, хватало. Зачем нам нужна была Греция? Вот объясни.