Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.) - [12]
Названные интересы в рассматриваемый период требовали изменения режима проливов Босфор и Дарданеллы, с тем, чтобы русский Черноморский флот мог выйти на океанские просторы. К этой цели стремился Николай II[130]. На решение поставленной им задачи была направлена политика министра иностранных дел А.П. Извольского, стремившегося получить в виде возмещения за аннексию австрийцами Боснии и Герцеговины открытие черноморских проливов. Но кадеты выступили категорически против подобной компенсации. «Русские ведомости» ещё 24 сентября 1908 г. заявили, что «Русский народ может гордиться тем, что не преследует эгоистических интересов на Балканах». Активная позиция кадетских публицистов стала одним из факторов, заставивших министра отказаться от затрагивания названной темы в своем выступлении в Государственной думе 12 декабря 1908 года. За это министр удостоился одобрения со стороны конституционных демократов. Во время обсуждения речи Извольского в Государственной думе, П.Н. Милюков заявил: «Я очень рад, что мы не ищем компенсации в проливах»[131]. С.А. Котляревский в передовице «Русских ведомостей», посвященной выступлению министра иностранных дел в Государственной думе писал, что «можно только приветствовать указание на бескорыстный характер русской ближневосточной политики, – это указание было нелишним после того, как всплыла злополучная мысль о компенсации и об открытии проливов»[132].
Объяснить подобную позицию кадетов можно только тем, что постановка вопроса об открытии черноморских проливов для русских военных судов, да ещё при поддержке Австро-Венгрии и Германии, могла бы привести к ухудшению отношению отношений между Россией и Великобританией при сближении Петербурга с Берлином и Веной. Это противоречило идеологическим приоритетам партии Народной Свободы. Таким образом, в данном случае партийные пристрастия для конституционных демократов оказались важнее, чем «великодержавные интересы».
То же самое произошло и при определении позиции партии Народной Свободы по проблеме австрийских компенсаций в пользу Сербии и Черногории.
Вопрос о компенсациях был поднят сербским правительством вскоре после аннексии Боснии и Герцеговины[133]. Сербия начала добиваться передачи ей и Черногории юго-восточной части указанных провинций, лежащей за рекой Дриной. Эта полоса земли, на которой находилась станция Увац (от неё австрийцы, как мы помним, собирались строить железную дорогу до Митровицы) должна была полностью отделить остающуюся у Австро-Венгрии часть Боснии и Герцеговины от территории Ново-Базарского санджака Османской империи. Таким образом, Австро-Венгрия и Германия, по сути, лишались возможности получить железнодорожный путь к Салоникам. Естественно для Вены и Берлина этот вариант был неприемлем.
Франция, которая в данный момент не хотела ссориться с немцами и австрийцами, не поддержала идею территориальных компенсаций Сербии и Черногории[134]. Для российского МИДа ставить вопрос о территориальных компенсациях за австрийский счет тоже было нежелательно. Это вело к обострению отношений с Веной и Берлином и лишало Петербург надежды на поддержку Австро-Венгрии и Германии в вопросе о проливах. Поэтому Извольский предлагал пообещать Сербии и Черногории в будущем приращение за счет части Ново-Базарского санджака (т. е. Турции). Николай II считал возможным оставить сербские и черногорские территориальные претензии вообще без удовлетворения, если это приблизит Россию к нужному ей изменению режима черноморских проливов[135]. Даже в самой Сербии не было единства по поводу того, следует ли менять гористый коридор вдоль Дрины на признание аннексии Боснии и Герцеговины[136].
Страной, которая больше всех выигрывала от перехода Задринья к Сербии и Черногории была Англия, поскольку она тем самым, решала проблему недопущения выхода австрийской железной дороги к Салоникам. Именно поэтому британская «Daily Telegraph» утверждала, что в требовании передать Сербии полосу земли между Дриной и Ново-Базарским санджаком «нет ничего неразумного» и «если Австро-Венгрия откажет сербам в этом требовании, то станет очевидно, что её цель составляет Эгейское море»[137]. Характерно, что это мнение английской газеты было без каких-либо возражений приведено в «Русских ведомостях».
Такую же позицию заняла и «Речь». 15 октября 1908 г. (вопреки линии российского МИДа) она предлагала дать компенсацию Сербии и Черногории не из турецкого Ново-Базарского санджака («Так как всем фронтом Балканы обращаются теперь против Австрии, то Турцию необходимо иметь не в качестве врага, а в качестве союзника»), а за счет южной части Боснии и Герцеговины[138]. Эту же мысль «Речь» настойчиво проводила в публикациях от 30 ноября и 5 декабря 1908 года. Следует отметить, что находившийся в Петербурге сербский общественный деятель Иван С. Шайкович, подверг критике эти выступления кадетской газеты, находя ценность Задринья в качестве компенсации за аннексию Боснии и Герцеговины ничтожной[139]. Несмотря на это П.Н. Милюков, выступая 12 декабря в Государственной думе, вновь выступал за необходимость отрезать от Боснии и Герцеговины «кусочек земли, который свяжет Черногорию с Сербией»
