Революционный террор в России, 1894— 1917 - [48]

Лекерт отозвался на этот пламенный призыв, а Центральный комитет Бунда восславил его жертвенный поступок: «Честь и слава мстителю, принесшему себя в жертву за своих братьев!» Таким образом, даже Иностранный комитет, обычно придерживавшийся антитеррористической позиции, «в атмосфере, близкой к истерии», заверял: «В таких случаях, как… апрельская расправа в Вильно, револьвер является единственным средством для облегчения первых нестерпимых мук пораженной общественной совести, для того чтобы люди не задохлись от душащего их негодования»(138).

Хотя члены бундовских организаций на местах чаще всего прибегали к терактам в целях мести, наказания и избежания ареста(139), в некоторых случаях политические убийства практиковались ими и для того, чтобы устрашить и затерроризировать своих врагов до состояния полного паралича. Это особенно выявилось во время кризиса 1905–1907 годов, когда в ситуации постоянной борьбы между правительственными силами и силами революции многие радикалы предпочли прямые действия своим теоретическим принципам. Бундовцы не были исключением. Активные члены Бунда на местах (например, в Гомеле) совершали нападения на тех, кого они считали защитниками царского режима, терроризируя «полицию, войска и все благонамеренное русское население»(140).

Но не все жертвы бундовцев были активными противниками революции: в маленьком городе Сувалки полицейский чин был серьезно ранен ударом ножа во время обхода(141); бомбы, брошенные бундовцами, убили несколько казаков в Гомеле, а в другом случае — членов драгунского патруля в городе Борисове(142). Наиболее уязвимые рядовые служащие полиции представляли собой особенно привлекательные мишени для террористов из Бунда(143), и даже бундовские лидеры чувствовали себя обязанными признать, что многочисленные «нападения на солдат… вызывают раздражение армии против революционного движения»(144).

Как и другие социал-демократы, бундовцы прибегали к насилию во время забастовок и в других конфликтных экономических ситуациях: «Это [был] так называемый «экономический террор», осуждавшийся организацией, но все же применявшийся довольно часто»(145).

Например, до совершения им покушения на жизнь фон Валя Лекерт вместе со своими товарищами с помощью физического насилия заставлял штрейкбрехеров покидать рабочие места(146). Бундовцы также следили за тем, чтобы во время забастовок магазины и конторы оставались закрытыми, и приказы полиции о том, что они должны работать как обычно, не имели эффекта, потому что, по словам одного бундовского боевика, «владельцы боялись нас больше, чем полиции»(147). В октябре 1905 года во время рабочих беспорядков в Гомеле и в декабре того же года во время всеобщей забастовки промышленных и торговых предприятий в Ковно члены специальных боевых отрядов Бунда использовали прямое насилие, чтобы остановить всю работу, стреляя при этом в правительственные войска(148). Бундовцы также разрешали с помощью насилия частные конфликты между поддерживавшими революцию рабочими и их работодателями(149).

Бундовцы прибегали к террору и для срыва выборов в Государственную думу. Как и большевики, они не только агитировали за бойкот выборов, но и нападали на избирательные участки и, угрожая оружием, забирали и уничтожали списки избирателей. В своих попытках сорвать мирную парламентскую работу бундовцы часто заходили дальше, чем другие социал-демократы. В Бобруйске, например, они разогнали предвыборный митинг, используя петарды и другие небольшие взрывные устройства и стреляя в воздух из револьверов(150). Подобные взрывы насилия в связи с бундовской официальной политикой активного бойкота Думы происходили столь часто, что уже в январе 1906 года, в самом начале предвыборной кампании, революционные лидеры на страницах своих газет предостерегали членов партии от совершения слишком вызывающих терактов, могущих повести к вооруженным столкновениям(151).

Таким образом, Бунд выбирал в принципе те же мишени, что и другие террористы. Отличалась же его деятельность тем, что партия действовала в основном в еврейских местечках или недалеко от них и почти никогда в столицах, а многие террористические выступления объявлялись частью политики защиты от погромов. С этой целью члены Бунда организовывали так называемые «отряды еврейской самообороны», якобы исключительно для защиты мирного населения в черте оседлости от антиеврейских выступлений(152). На деле же эти отряды часто занимались политическим терроризмом против правительства и его сторонников.

Этому существует достаточно много свидетельств. Так, в синагогах Ростова-на-Дону и Нахичевани часто собирались экстремисты из евреев и христиан, получавшие оружие от местной еврейской общины для формирования отрядов самообороны. На этих собраниях ораторы призывали членов отрядов к «безжалостным насильственным действиям» против местных властей. В результате такой радикальной агитации активисты отрядов самообороны открывали беспорядочную стрельбу на улицах, среди жертв которой, наряду с другими, было несколько детей(153). В дополнение к этому власти получали сведения из различных источников, что революционные лидеры набрали специальную боевую группу из членов отряда самообороны и отдали приказ бросать взрывные устройства в нескольких местных чиновников, включая и губернатора Ростова-на-Дону(154). Лидеры еврейской общины в местечке Амдуре Гродненской губернии обратились к властям с просьбой защитить их от радикалов и указали место, где хранилось оружие отряда самообороны. Еврейские патриархи понимали, что местные активисты были больше заинтересованы в совершении антиправительственных терактов и усилении общей анархии, чем в защите еврейских интересов(155).