Революционный террор в России, 1894— 1917 - [38]

Для морально высшей расы (в которую Павлов включал «лучших альтруистов» революционного движения, и особенно террористов) наиболее опасным в подобной ситуации было то, что отрицательные черты неизбежно передавались злодеями по наследству следующим поколениям. Большинство детей эксплуататоров и угнетателей были обречены, по мнению автора, проявлять те же злобу, жестокость, жадность и ненасытность, что и их родители(175). Отсюда логически следовало, что для спасения человечества от угрозы захвата всего мира со стороны быстро растущих сил этих морально разложившихся и звероподобных дегенератов их раса должна быть полностью уничтожена. Рассуждая в очень общих выражениях, Павлов не ответил на вопрос, каким именно способом нужно уничтожить худшую часть человечества: практические детали можно было выработать позже(176).

Таким образом, брошюра Павлова призывала к организованному массовому террору в возможно большем масштабе., то есть — к тотальной гражданской войне, когда одна часть населения стремится полностью уничтожить другую. По своей жестокости в проповеди бесконечного насилия для оправдания теоретического принципа эта брошюра не имела аналогов не только в русской революционной традиции, но и вообще в радикальной мысли. Но вот что было особенно замечательно: она не вызвала никаких отрицательных отзывов, никакого возмущения, никаких протестов, она даже не привела к спорам в рядах самих максималистов или социалистов других направлений. Среди анархии и кровопролития, царивших в России в момент написания брошюры, новый тип революционера вовсе не был шокирован павловской расовой теорией, вероятно видя в ней просто оригинальный анализ современной социально-экономической и политической ситуации. К тому же Павлов не был одинок в призывах к массовому террору с целью создания более справедливого социального устройства. Бывший народник, ставший максималистом, М.А. Энгельгардт тоже выступал за повальный красный террор и даже рассчитал, что для укоренения социализма в России необходимо уничтожить не меньше двенадцати миллионов контрреволюционеров, включая землевладельцев и заводчиков, банкиров и священ-ников(177).

Максималисты не приняли писаний Павлова за основу своей официальной программы, однако его продолжали считать «умнейшим идеологом максимализма»(178). Можно задать вопрос, является ли простым историческим совпадением тот факт, что в XX веке, проходящем под знаком тоталитарной идеологии и преследований (сначала во имя марксистских классовых идей, затем в результате озабоченности нацистов расовыми и этническими отличиями), первые признаки тоталитаризма появились у революционных экстремистов в России, и особенно у максималистов, бывших прямыми наследниками Партии социалистов-революционеров(179). В любом случае несомненно, что в своей террористической практике многие эсеры и максималисты проявляли черты революционеров нового типа. Их презрение и к идеологии, и к требованиям партийной дисциплины, а также их почти неограниченная готовность к пролитию крови и к конфискации частной собственности заставляют видеть в этих боевиках представителей нового поколения экстремистов, встречавшихся в начале XX века не только среди эсеров, но и в других группах российского радикального лагеря.

Глава 3 СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ И ТЕРРОР

Вся наша боевая и террористическая работа ныне — удел истории. Если двадцать пять лет тому назад по тактическим соображениям мы не афишировали эту часть своей деятельности, то теперь эти соображения, полагаю, отпали. Актов партизанской войны в 1906—07 гг. социал-демократы совершили много, в том числе и большевики. Н. М. Ростов(1)

В заявлениях по идеологическим и тактическим вопросам российские социал-демократы постоянно подчеркивали свое нежелание участвовать в террористической деятельности, захлестнувшей Россию в первые годы XX века. Видные члены Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) в один голос утверждали, что «применение бомб с целью индивидуального террора совершенно исключалось, так как партия отвергала индивидуальный террор как средство борьбы» с правительством . Частые ссылки на несовместимость «научных» законов марксистского учения с политическими убийствами привели к тому, что историки просто приняли как данное, что многочисленные социал-демократические фракции были такими же противниками терроризма на практике, как и в теории(З). Факты, однако, свидетельствуют об обратном: громкие декларации марксистов о неприятии террора не мешали российским социал-демократическим организациям поддерживать индивидуальные акты политического насилия и даже участвовать в них. В численном выражении вклад террористов — социал-демократов в охвативший страну террор был не таким значительным, как вклад эсеров и анархистов, однако террористические действия и акты экспроприации социал-демократов нельзя игнорировать.

ПРЕДЫСТОРИЯ: АНТИТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Споры среди революционеров о позволительности использования индивидуальных политических убийств в качестве средства к достижению освободительных целей начались задолго до возникновения социал-демократических организаций в конце XIX века. Они велись уже во времена первой крупной русской революционной организации «Земля и Воля», в 1870-х годах. К началу XX века споры все еще продолжались.