Революционный террор в России, 1894— 1917 - [32]
В атмосфере анархии, царившей в России в революционные годы, часто было трудно установить, кто песет ответственность за конкретный теракт. Это осложнялось еще и соревнованием различных террористических групп, стремившихся записать на свой счет удавшиеся убийства, видя в этом повышение политического престижа их партий и приобретение личной славы для исполнителей. Среди многих других подобных случаев особенно выделяется один, имевший место в Киеве ранней весной 1905 года, когда один эсер объявил себя террористом, скрывшимся после причинения огнестрельных ранений начальнику Охранного отделения Спиридовичу. Друзья самозваного героя пытались переправить его за границу, чтобы спасти от ареста, и обратились за помощью к комитету, ПСР в Киеве, который отказал в помощи на том основании, что этот акт не был им санкционирован. Скоро выяснилось, что этот теракт был совершен вовсе 1 не эсером, а одним осведомителем Охранки, которого мучили угрызения совести и который жаждал отомстить своим полицейским начальникам. Это не по-1 мешало киевским эсерам распространить тысячи листовок, в которых они приписывали своему товарищу заслугу в «героическом приведении в исполнение приговора, вынесенного ПСР Спиридовичу»(100).
Точно так же как террористы нового типа в центральной Боевой организации стремились отстоять свою независимость от высших партийных органов, их товарищи в провинции часто игнорировали резолюции ЦК и даже иногда действовали вопреки им. Это неповиновение проявилось особенно ярко в реакции различных групп на принятую после обнародования Октябрьского манифеста резолюцию ЦК ПСР о прекращении террористической деятельности. Многие эсеры на местах были возмущены тем, что они считали оппортунизмом и соглашательством с умирающим самодержавием. Екатерина Измаилович, позже стрелявшая и тяжело ранившая вице-адмирала П.Г. Чухнина, командира Черноморского флота в Севастополе, подавившего бунт на крейсере «Очаков» в 1905-м, назвала такое решение руководства партии «предательством народного дела». Многие эсеры решили не подчиняться ЦК и продолжать террористическую деятельность(101). Таким образом, после октября 1905 года, несмотря на официальное заявление ПСР о приостановке всякой террористической деятельности, за исключением терактов против отдельных особо отличившихся жестокостью репрессивных мер представителей правительства, эсеры по всей российской территории продолжали убивать государственных чиновников, полицейских и армейских офицеров, осведомителей и шпионов(102). То же происходило и сразу после открытия заседаний Думы, когда руководство ПСР в очередной раз оказалось не в состоянии контролировать своих боевиков(103).
Впрочем, все увеличивавшееся число новых эсеров-боевиков сильно отличалось от членов Боевой организации той легкостью и явным равнодушием, с которыми они осуществляли свои кровопролитные акции. Боевая организация действовала сравнительно осторожно, и в начальный период ее деятельности Гершуни принимал меры к сохранению жизни невинных прохожих, используя не взрывные устройства, а револьверы и, по словам боевика Владимира Зензинова, оказывая предпочтение «прямым и героическим ударам в лицо врагу»(104). И позже, при Савинкове, Иван Каляев после нескольких недель подготовки в последний момент отказался от намерения бросить бомбу под карету великого князя Сергея Александровича, заметив, что там кроме сановника находились его жена и дети ее родственников(105).
С другой стороны, трудно безоговорочно принять уверение Зензинова, что «эти принципы… стали характерными для всей террористической деятельности партии даже после Г.А. Гершуни» и что «они превратились в традицию для террора ПСР на все будущие времена и на весь период ее существования»(106). Так, например, покушение на генерал-лейтенанта Неплюева, командира севастопольской крепости, показывает, что рядовые российские граждане не могли чувствовать себя в безопасности при эсеровском терроре. 14 мая 1906 года, во время парада по случаю празднования годовщины коронации Николая II , двое террористов, действовавших с ведома и с помощью севастопольского комитета ПСР, но не по прямому его приказу, пытались убить Неплюева при помощи самодельных бомб. Имея на себе смертоносные, в любой момент могущие взорваться «адские машины», они смешались с толпой зрителей, ожидавших проезда генерала, но, когда один из них, Николай Макаров, бросил свою бомбу под ноги Неплюеву, взрывной механизм не сработал. В это же самое время раздался оглушительный взрыв с другой стороны — это преждевременно разорвалась бомба второго террориста, матроса Ивана Фролова, которая убила на месте самого Фролова и шестерых зрителей и ранила тридцать] семь человек(107).
Это покушение на Неплюева не было случайным трагическим эпизодом в кампании эсеровского террора эсеров. Поскольку для террористов наилучшие возможности для приближения на достаточно близкое расстояние к высшим чиновникам представляли публичные мероприятия, они использовали для совершения терактов такие события, как, например, церковные службы и молебны(108). К 1905 году гнев эсеров уже не был направлен только против крупных правительственных чиновников, лично ответственных за преследования. Например, террорист Сергей Ильинский объяснял после того, как 9, декабря 1906 года в городе Твери он стрелял отравленными пулями в генерал-адъютанта графа Игнатьева, члена Государственного совета, что причиной этого поступка послужила причастность графа к правительству, которое «шло против народа и вешало его», а также его близость ко двору(109).
