Революционер на паровом ходу - [40]

Он сам не заметил, как добежал до конца улицы. Дальше он никогда не ходил. Он не знал дороги. Но сейчас он не думал об этом. Бежать, только бежать было единственной его мыслью.

И он бежал, не разбирая путей. А когда ему послышался за спиной топот преследователей, то мгновенно свернул в проулок, подскочил к первому же забору, подпрыгнул, подтянулся, и перевалился, упав в какие-то кусты. И замер там, боясь даже дышать, затаился, в тщетной надежде, что не заметили, не догадаются, куда он свернул, и где сейчас прячется.

Топот ног. Кто-то промчался за забором, минуя убежище юноши. Карл не желал знать кто это был. Вжавшись в листву, он хотел даже не жить, а всего лишь остаться незамеченным. Каждый миг он ожидал гневного окрика, а может и сразу удара штыком. Прильнув к земле, он вслушивался, но биение рвавшегося из груди сердца заглушало всё, и он не знал, как унять этот гром, который выдаст его. Затем была тишина. И когда осознание счастливого спасения, спасения в очередной уже раз, осенило юношу, он лишился остатков сил и сознание покинуло его.

Глава XVII – Дорога в благословенный край

Второй день Карл брёл по Пальзенскому тракту в нестройной толпе беглецов из города. Рядом с ним шагал Капрал. Если бы не Капрал, он бы из города, наверное, не выбрался вовсе.

С Капралом они столкнулись в кустах на берегу реки. Оба пробрались туда, в надежде как-то перебраться на другой берег. Немыслимо. День и ночь реку патрулировали паровые катера, с которых городовые постреливали для острастки из своих револьверов. Тогда Капрал предложил попытать счастья на тет-де-пон. По его словам предмостная застава была укреплением старым, возведённым в незапамятные времена против кочевых огров, когда те порой ещё в эти края забредали. Военное значение она потеряла века назад, с тех пор часть укреплений была снесена, ради расширения городской застройки. В общем, там можно было попытаться прокрасться, если знать где. К тому же, в бытность его службы в арсенале, у него были знакомые с этой заставы. Если бы изловчиться подать весточку хоть одному из них. Так или иначе, это была хоть слабая, но надежда. И они решили попытать счастья.

Каково же было их удивление, когда они увидели группы людей, тянущихся прямо по мосту из города под каменные стены бастионов на том берегу. Капрал, конечно, вспомнил, что серьёзной артиллерии на заставе давно уже нет. Но хотя бы сторожа должны же быть?

Застава была брошена. Это было удивительное счастье. Власти сумели оцепить всё окрест столицы, не оставив ни единого пути для бегства, но одна лазейка, притом самая удобная, всё же нашлась. И вот они вырвались на свободу из захлопывающейся мышеловки.

Вчера все шли молча, экономя силы и торопясь оказаться от поверженного города как можно дальше. Ночь провели в здании брошенной путевой станции, в окружавших её домах, в пустующем гараже, в сараях. Кому не хватило места под крышей, тот ночевал прямо на улице, благо погода стояла тёплая. Измученные люди засыпали прямо на земле.

Но утром, воспрянув ото сна, они понимали, что им повезло. Они вырвались. Спасены. Им оставалось только пройти пешком, кажется, сотню-другую вёрст в направлении Пальзена. А там, глядишь, найдутся добрые селяне, готовые предоставить беглецам кров. В любом случае, они живы. И с этой мыслью люди отправлялись в путь, подкрепляя свои силы дарами окрестных полей и садов.

Солнышко пригревало, и в такой жизнерадостной атмосфере, между невольными путешественниками, сами собой завязывались разговоры. Вот и за спиной Карла кто-то развлекал спутников рассказом.

— Раз уж моя очередь, то дозвольте рассказать сказку про эльфов. А может и не сказку. Ведь, сказывают, эльфы в самом деле живут в лесах. В самых заповедных лесах они живут совершенно точно. И жили там всегда, потому и леса те были объявлены заповедными. А кто пойдёт там лес рубить, тот в лесу сгинет. Ибо эльфы губить деревья не позволят.

«Наивная детская сказка,» – подумалось Карлу. — «Леса заповедные, ибо заповедь была не руби тот лес, что от кочующих огров оберегает. Засеки в таком лесу делали, чтобы не пройти было ни огру, ни ящеру. Никакие сказочные эльфы тут конечно ни при чём».

— Эльфы нелюдимы, но справедливы. У них все равны. Даже королева у эльфов не выше всех прочих.

— Ну, ты сказал! И с чего тогда её будут слушаться?

— Как это с чего? От уважения. А ещё она очень красивая. И одаряет своею любовью каждого достойного.

— Ну вот, только что говорил, все равны, а теперь оказывается некоторые равнее других. Раз есть более достойные, то выходит есть и менее.

— Так ведь равны, да! Все тебе дадут, что для жизни нужно. Да и что там эльфу нужно? Ну, там, еда, это понятно. И лук со стрелами, чтобы лес охранять. Вот иди, охраняй и докажи, что достоин. Тогда тебя сама королева и полюбит.

— А потом другого полюбит, — хохотнул кто-то. — Более достойного.

Все рассмеялись.

— А я думаю, — раздался девичий голосок. — Что истинная любовь доступна только небесным жителям.

— Это пришельцам, что ли?

— Вы не понимаете, — с жаром отвечала девушка. — Они не пришельцы. Они ангелы. Посланцы сил изначального добра. Само их существо из одного только добра и состоит. Они совершенны.