Ревность - [9]

Я опять сглотнула с трудом. Такое ощущение, что у меня в горле застрял камень.

— Я здесь для допроса, — замечательно, Дрю. Ты говоришь, как Минни Маус. — Если я, эм, опоздала, то это, потому что ...

Тот, который курил сигару, отвесил поклон, который прежде я видела только по кабельному телевидению в полночь в исторических фильмах с действительно хорошими костюмами.

— Для нас удовольствие ждать вас — не наоборот. Войдите. Не хотели бы вы чашечку кофе? Вы позавтракали?

Или скорее поужинала, так как Школа работает ночью. Что за черт? Я моргнула.

— Гм. Это Совет, не так ли? Официальный прием, правильно?

— Дорогое дитя, — это сказал мужчина, который скорее всего был арабом; он говорил на неясном британском. — Здесь мы не настаиваем на соблюдении церемоний. И что вам сказали о нас?

— Я думала... — инстинкт сохранить секрет воевал с любопытством, и конечно же любопытство пробилось вперед. — Я думала, что другая светоча — Анна — состояла в Совете?

Тишина заполнила комнату. Даже огонь успокоился. Рыжий многозначительно взглянул на тощего блондина в темно-сером костюме, который выглядел так, будто он никогда даже не думал о том, чтобы сморщиться. Тот, кто выглядел, как японец, а не только наполовину азиат, как Грейвс, пригладил перед своей серой шёлковой рубашки.

— Теперь, дитя, — араб поднял брови, и у меня появилось внезапное желание ударить его по лицу, если он снова назовёт меня дитя. — Откуда ты узнала об этом?

Мне следовало бы разжать кулаки и опустить плечи. Папа говорил, что я не должна горбиться, пока находилась в центре всеобщего внимания; а сейчас это была именно такая ситуация.

— Я видела ее. В другой Школе, в исправительной Школе. И Дилан... — действительность снова поразила меня, кольнула в бок. — Дилан, вероятно, мертв, — я сказала это так, будто только что поняла случившееся. — Они напали на Школу. У них была Поджигательница. Так её все называли. Кровосос, который мог поджигать вещи.

Они все еще молчали и пялились на меня. Я держала руки в карманах, рукоятка складного ножа скользила в потных пальцах. В груди поселилось пустота, где шар неустойчивого болезненного гнева горел в течение многих недель, с тех пор, как папа не пришел домой той ночью.

Прошлой ночью для меня всё было нормально. Хотя это тяжело назвать «нормальным». Но, как по мне, так все было относительно хорошо, а прямо сейчас я чувствовала себя потерянной.

Теперь та дыра в моей груди была просто дырой. В ней не было ничего кроме оцепенелой темноты. И это облегчение.

— У нее были рыжие волосы, — неловко продолжила я. — То есть у кровососа. У Поджигательницы. Мы еле унесли оттуда ноги.

Пульсация побежала через них. Трансформация — когда их внутренний вампир выходит наружу. Клыки выглянули из-под верхней губы, от волос побежали блики и они потемнели, и мне внезапно неловко напомнили о том, насколько сильными, быстрыми и опасными были эти парни.

И все мое оружие — это складной нож, чье лезвие покрыто серебром. Но я зашла так далеко; я не собиралась позволить кучке полувампиров напугать меня.

Ну, по крайней мере, не так сильно.

Не так, как вы могли бы видеть это.

— Если я вас правильно понимаю, — сказал араб. Его глаза теперь горели, как тлеющие угли, по волосам пробегала рябь: черные как смоль полосы переходили в темно-коричневый. — Вы видели леди Анну? В ... исправительной Школе? Где вы были буквально несколько дней назад?

Я кивнула.

— Кристоф намеревался отвезти меня сюда. Я не знаю, как оказалась там, но они, казалось, ожидали меня. Но тогда Дилан узнал, что никто не знал о моем пребывании в той школе — он сказал что-то о маскировке, и... и... — я исчерпала запас слов. Но потом нашла, что сказать. — Разве вы не слышали все это прежде?

— Не совсем. Оборотни знали очень мало, и мы не могли допросить Сломленного, — мальчик-араб посмотрел на остальных. — И, как всегда, когда возникает много вопросов мы не можем найти Рейнарда. Так. Проходите и садитесь. Вы не хотите позавтракать?

Живот зарычал в ответ.

— Нет, спасибо. Я найду что-нибудь в столовой позже, — полагаю, это было достаточно вежливо.

— Вы уверены? — выражение лица сменилось, превращая его в очень красивого парня двадцати лет, но с очень старыми глазами. Я была внезапно уверена, что этот парень был старше Кристофа. Это было видно по тому, как обращались к нему ученики, и у всех них была та странная неподвижность, которая была свойственна более старым дампирам.

И Кристофу. Господи. Я пыталась не думать о нем, потому что каждый раз, как я думала, меня кидало то в жар, то в холод. Мой внутренний термостат точно был испорчен. И отметки на моем запястье заживали, но у них были забавные идеи по этому поводу.

По крайней мере, когда я думала о Кристофе, дыра в груди казалась управляемой. Она не становилась меньше, но было легче справляться с ней. Как находиться рядом с Грейвсом, заставляло всё это походить на что-то, чем я могла, возможно, управлять, пока он стоял там, бросая мне «что собираешься делать дальше, Дрю?» взгляд.

Я поймала их взгляды, когда они все посмотрели на меня, и во мне пробудились воспоминания о детстве, проведенном со строгими правилами бабушки о том, чтобы «быть со всеми в дружеских отношениях». «Когда человек крайне беден, манеры — это всё, что у него есть, — всегда говорила она. — Поэтому используй их».