Ревность - [44]

— Прости… я просто стараюсь разобраться в днях. Она ездила к матери в понедельник, это я знаю — помню, она еще ушла от Норы пораньше, чтобы что-то допечатать до отъезда. Но ты же об этом знаешь, Джефри! Ты видел ее в тот же самый вечер! Это было до того, как все…

— Нет, Розамунда. — Никогда, ни разу за всю их семейную жизнь он не говорил с ней таким тоном. — Нет, в тот день она не ездила, был слишком густой туман. Она мне сказала, что ей пришлось позвонить матери и все отменить. Но она мне ничего не говорила о вторнике.

— И мне тоже, — довольно сердито заметила Розамунда. — Я и не знала про то, что она отменила понедельник. Это ты, как погляжу, в курсе всех событий, и гораздо больше, чем я!

— Розамунда! — Теперь в его голосе звучало больше ужаса, чем упрека. — Бога ради, объясни, что происходит? Вчера после работы я ездил к матери — они ведь с Линди в последнее время часто встречались, я и подумал: может, Линди как-нибудь ненароком обмолвилась о своих планах. Ну вот и поехал. И знаешь, что говорит мать? — Он пристально, в отчаянии смотрел в лицо Розамунды, словно не обвинял, а искал утешения. — Она говорит, что ты — ты звонила ей днем во вторник и сказала, что Линди не сможет приехать, а ты сможешь. Прямо сейчас уже, мол, выходишь…

— Я звонила?!

Глубокое удивление, прозвучавшее в голосе Розамунды, было абсолютно искренним — и лицо Джефри осветилось проблеском надежды. Он безумно желал, чтобы его убедили, что его подозрения — каковы бы они ни были — необоснованны. Порывисто подавшись вперед, Джефри словно заклинал: убеди меня! Как угодно, только убеди!

— Так ты не звонила? Это была не ты!

— Само собой! Но мать меня удивляет! Так запутаться в телефонных звонках, на нее это не похоже! И потом, пора бы уже, кажется, запомнить мой голос, за двадцать-то без малого лет!

— Значит, ты вообще не звонила? Ни насчет следующего воскресенья, ни зачем еще? Может, она просто что-то не расслышала?

Джефри распахнул перед ней все лазейки, какие только мог придумать, буквально упрашивая, умоляя воспользоваться любой из них. Но Розамунда могла лишь сказать правду, какой она ей представлялась:

— Нет, я ей не звонила. Незачем было звонить. Но должна же она была догадаться, когда я не приехала… Или ты хочешь сказать, что Линди?..

— Ну да. В том-то все и дело. Никто из вас не появился. — Джефри посерьезнел на секунду, затем опять взял нарочито оптимистический тон. — Мать вообще не волновалась, решила, что снова туман виноват. Хотя считает, что можно было бы позвонить и предупредить ее.

— А та, что выдавала себя за меня, об этом не побеспокоилась, а? — ребячливо поинтересовалась Розамунда. — А надо было бы, раз уж заварила всю эту кашу.

Поначалу ее ребячливость неприятно резанула каждого. Уж очень ситуация неподходящая. Но мгновение спустя оба дружно ухватились за эту ребячливость обеими руками, как за спасательный трос, брошенный им на глубину, где они беспомощно барахтались.

— Эта особа просто не умеет себя вести, вот что! — ухмыльнулся Джефри.

— В следующий раз я потребую рекомендации! — откликнулась Розамунда, и жуткий момент миновал.

Хотя с чего бы вдруг ему миновать, совершенно не ясно. Ничто не решено, не выяснено, не доказано. Тайна какой была, такой и осталась. Но они вдруг решили: «Все в порядке!» — и значит, все в порядке. Так они сильны вместе, даже сейчас.

После завтрака, когда Питер и Джефри разошлись по своим делам, Розамунда снова уселась на кухне, оперлась локтями на стол и, положив подбородок на переплетенные пальцы, вперила взгляд — поверх хлебных крошек, мармелада и тарелок с остатками бекона — в холодную мглу, которая сгущалась над их жизнью.

Загадка становилась все непонятнее. То, что сегодня утром им с Джефри удалось выскользнуть из-под ее надвигающейся тени, ничего не значит — в следующий раз может и не получиться. С каждым часом, что Линди не возвращается, тень будет мрачнеть, начнет наваливаться на них все быстрее, все неумолимее.

Нет, все должно быть в порядке! Розамунда просто не тот человек, чтобы совершить такое, с температурой или без. Чудной сон — чистое совпадение, а что касается прочих улик — слишком они необъяснимы, чтобы хоть что-то доказывать.

А история с телефонным звонком свекрови? Ее как присобачить, если такое вообще возможно, ко всему этому странному, непостижимому делу?

Допустим — только допустим, — что это правда. Допустим, в тот день Розамунда в самом деле отправилась в Эшден — вместо Линди. Или как и Линди. Допустим, они отправились вместе. И вот они ехали, ехали, но совсем не в Эшден, а дальше — мимо городов и деревень, вперед — вдоль заваленных мокрым снегом тропинок, пролетая по блестящим шоссе, дальше, дальше, поднимаясь на обнаженные холмы и спускаясь с них, и наконец приехали к морю…

Сидя в одиночестве на своей неприбранной кухне, Розамунда едва не расхохоталась. Не было этого. Ничего не было. Не говоря уж о прочих бессмыслицах, машина Линди как стояла перед воротами, когда начался этот бедлам, так и сейчас там стоит. Что бы ни произошло в тот пропащий день, машина Линди в этом не участвовала.

Тогда поезд? Предположим, из-за тумана они поехали на поезде? Если туман расстроил поездку в понедельник, он с тем же успехом мог сорвать ее и во вторник, потому что был таким же густым, как и накануне. Ну хорошо, они, стало быть, отправились на поезде. В Эшдене не сошли, а покатили дальше по застывшей от холода сельской местности, с остановками на каждой станции, с пересадкой в Кентербери или где-то еще, и снова вперед сквозь…