Ревность - [43]

Ужасно хочется спать, в этом все дело; но засыпать никак нельзя — пропустишь звонок. Телефон, строго сказала себе Розамунда, закрывая глаза, не в силах больше противиться сну… Я должна проснуться, если снова зазвонит телефон…

Но разбудил ее не телефон. Неизвестно, сколько времени она провела в чутком, беспокойном сне, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Не то чтобы она вдруг осознала это. Ощущения, что она проснулась из-за какого-то звука или движения, не было; присутствовала лишь растущая уверенность, что на нее смотрят. Поначалу это не показалось ей странным. Сон почти отступил, задержавшись лишь на самом краешке сознания, и чужой взгляд воспринимался как одно из явлений привычного мира, близкого и недостижимого, на рубеже сна и действительности. Розамунда вполне понимала, что сама находится в этом привычном мире — лежит на кровати, рядом горит лампа, освещая ее лицо с крепко закрытыми глазами. Наблюдающему хорошо видно. Он наклонился почти вплотную, безмолвно, с напряженным вниманием всматривается в ее лицо. Розамунда знает — и это совсем не удивляет ее, — что он уже долго так стоит. Несколько минут? Секунд? Долей секунды? Разве можно измерить долгое, долгое время, которое проходит от одного сновидения до другого по извилистым дорогам сна?

И вдруг Розамунда в ужасе проснулась. Что это было? Чье-то резкое движение, внезапный звук… Она разом оторвала голову от подушки, библиотечная книжка шлепнулась на пол; стряхнув остатки кошмара, Розамунда судорожно вцепилась в сползающее одеяло. Сна ни в одном глазу. Обвела комнату настороженным взглядом. Никого нет.

А был ли кто? Каждой косточкой, каждой клеточкой тела Розамунда знала — был; но разум, как всегда готовый усердно разыскивать сомнения там, где их и в помине нет, тут же пустился в рассуждения на тему обманчивой природы кошмаров. Хотя, строго говоря, это не было кошмаром, потому что до тех пор, пока не проснулась, никакого страха она не чувствовала. Потрясение, ужас, вихрь сомнений — все пришло только с пробуждением.

Быть может, это Джефри? Не хотел ее будить? Нет, она нутром чуяла, что это не Джефри, и ее вечно сомневающемуся разуму пришлось с этим согласиться. Женщина, прожившая восемнадцать лет замужем, ни за что и ни с чем не спутает звуки, которые производит ее муж, когда старается не разбудить ее. И это точно был не Питер. Он бы не стал разыскивать ее тут, если, конечно, дело не касалось бы чего-нибудь действительно важного — например, вопроса, можно ли ему доесть сосиски и остатки яблочного пирога. Но и в этом случае он не вышел бы деликатно, на цыпочках, а всенепременно вытянул из матери нужный ответ.

Который час? Розамунда взглянула на ручные часики и с удивлением обнаружила, что всего без двадцати пяти одиннадцать. А казалось бы, так долго спала и столько всего произошло с тех пор, как в последний раз смотрела на них и было четверть одиннадцатого. Приободрившись при мысли, что пока не очень поздно и никто на всей улице, конечно же, еще не ложился, Розамунда встала, надела халат и тапочки и приготовилась обыскать дом.

Ничего. Никого. Четыре комнаты наверху, три внизу — потребовалось не много времени, чтобы убедиться, что все они пусты и пребывают практически в том виде, в каком она их оставила. Только гораздо более придирчивая хозяйка, чем Розамунда, могла бы с уверенностью утверждать, что эта стопка растрепанных журналов не лежала на табурете у пианино и раньше; что пара перчаток и старый шарф Питера не вывалились из своего обычного хранилища — шкафа в прихожей — не давным-давно; что нижний ящик письменного стола Джефри не был открыт еще вчера.

Розамунда пожала плечами. Страх не может существовать сам по себе. При полном отсутствии подтверждающих улик ему остается лишь растаять. За окнами прошумели веселые молодые голоса — девчачьи и мальчишечьи. Соседи, живущие через два дома, провожали разговорчивых и неторопливых друзей, у которых никак не заводилась машина. Кругом нее люди, бодрствующие и дружелюбные. Глупо продолжать трястись от страха. Осмотрительности Розамунды хватило на то, чтобы запереть заднюю дверь, что обычно не делалось в отсутствие Питера, поскольку он почти всегда забывал взять ключ и начинал ломиться в дом посреди ночи, — но тут уж ничего не поделаешь. Совершив этот акт предосторожности, она почувствовала себя в полной безопасности и настолько успокоилась, что, когда вернулась в спальню, не заметила там никаких изменений. Улеглась в постель и приготовилась заснуть, так и не поняв, что кое-что произошло.

Глава XVII

Розамунда понятия не имела, в котором часу Джефри пришел домой. Утром, когда она проснулась, он уже встал и оделся. Услышав, что она шевелится, отошел от окна и присел на край постели.

— Почему ты мне не сказала, что Линди позавчера собиралась поехать к моей матери? — спросил он очень серьезно и с недоумением взглянул на Розамунду. — Я же все время спрашивал, знаешь ли ты, что она делала?

— Позавчера?..

Розамунда села, тупо моргая и пытаясь собраться с мыслями. «И не смотри на меня так», — чуть было не добавила она, но разве можно его винить, если каждый раз, когда он что-нибудь спросит, она сидит как дура и толку от нее никакого? Как будто нарочно хочет помешать и притормозить все его попытки разрешить эту несчастную тайну.