Ревизор Империи - [53]

— Для аппетита коньячку? Сараджевский, из Тифлиса.

— Благодарствую, только завтра срочная работа, хотелось бы свежую голову иметь.

— Так от сараджевского не будет. Это ж не водка, он не для питья, а для наслаждения. Его в бочках из горного дуба держат.

«Настаивает. Чем ответим? Паузы в ответах на вопросы спишем на легкую степень опьянения. Будем переспрашивать. Подумаем, что разумное проболтаться. Если будет сильно накачивать, мычать нечленораздельно, моя твоя не понимай. С вином не мешать. Вспоминаем русские народные. В голову только „Вечерний звон“ лезет… ладно, песня интеллигентская, пару куплетов, потом по пьяни начинаем снова».

На сцене для разогрева публики местный кордебалет танцевал канкан. Четыре танцовщицы в разноцветных платьях — черное, красное, серое и лиловое — больше размахивали пышными накрахмаленными кружевами, чем что-то показывали, однако публика смотрела на это «что-то» с такой жадностью, словно бы взрослые люди никогда ничего подобного ранее не наблюдали. Очевидно, дело было не в домысливании скрытых прелестей, а в том, что можно было вот так, при людях, взять и легонько нарушить моральные запреты.

Слег, подумал Виктор. У Стругацких в «Хищных вещах века» была такая штука — слег. Давала людям в галлюцинациях реализовать самые грязные помыслы, но — внешне оставаться приличными. Здесь тот же принцип, только послабее. Игра на грани приличия и низменных инстинктов.

— Мадемуазель Суон будет во втором отделении, — заметил полковник, — пока есть время обсудить дела.

«О как. Значит, нужен на трезвую голову? А мадемуазель смотреть — как дела обсудим? Ибо будет отвлекать? Это как-то успокаивает. Значит, рассчитывают на расширение сосудов головного мозга после сараджевского. Может, у них вообще такой обычай, дела в Версале обтяпывать?»

— Обсуждать дела за таким прекрасным шашлыком, — ответил Виктор, — одно удовольствие. Настоящий армянский.

— Доводилось бывать на Кавказе? Человек вы прижимистый и по ресторанам не ходок. Армяне, они не бусурмане, и, как и мы, свинину не отвергают.

— Давно доводилось. Там бы здравницы строить, серными водами раненых лечить.

— Построим! Вот увидите, будут там госпитали. А пока вернемся к нашим поросятам. Я уже говорил вам, что этим вечером мы во многом обязаны Георгию Андреевичу; теперь прошу его пояснить сказанное.

Брусникин слегка поправил усы и начал.

— Речь идет о вашем появлении в Бежице и на нашем заводе. Согласитесь, оно ведь не совсем обычно?

— Ну, как получилось, так получилось. Это вызвало у контрразведки подозрения?

— Скажем так: это могло вызвать подозрения. На первый взгляд, можно было подумать, что охранка решила сделать вас своим осведомителем на заводе, для чего и произвела ваше задержание. Но осведомитель не стал бы открыто заявлять господину Коськину о намерениях на него донести. Он дождался бы последствий, а потом изложил свои наблюдения.

Капитан аккуратно отрезал кусок шашлыка и окунул его в соус на тарелке.

— Можно было также подумать, что вы шпион, тем более, что имеются данные, что в уезде действует германская агентура. Предположим, вы спровоцировали свое задержание, чтобы в охранке за неимением улик вас отпустили и дали указание филерам не обращать на вас внимание. Однако любой шпион имеет хорошо продуманную легенду. Он имеет отменно сфабрикованные документы и всегда готов рассказать, где жил, где родился, как звали соседей, где стоял ближайший колодец возле дома — в общем, все, что обязан знать обычный человек. Вы же о себе почти ничего никому не рассказали. Сведения, сообщенные вами, ни один шпион не скажет. За такими вещами охотилась бы не одна разведка — и вдруг такой королевский подарок.

Капитан отправил шашлык в рот и не спеша начал жевать.

— Господа, Конан-Дойль много потерял оттого, что не был с вами знаком, — произнес Виктор. — Догадываюсь, что, в этом и была цель моего приглашения?

— Насчет цели мы поговорим немного позже, — возразил Добруйский, — Георгий Андреевич, продолжайте.

— Еще одна интересная деталь: несомненно, вы имеете опыт проектирования катерпиллеров, о чем говорят сделанные вами расчеты, но, похоже, не имели представления о нынешнем состоянии дел в их производстве.

— Разумеется. Я изобретатель. Хотел запатентовать катерпиллер, некоторые улучшения конструкции, делал расчеты для постройки опытного образца. Но до этого не дошло, осталось на бумаге. Финансовые проблемы. Так что о производстве вопрос не стоял, и состояние дел не изучалось.

— Растратились на изобретательство? Увы, случается. Многие светлые умы в России умерли в нищете… Патент-то получили?

— Что? А, патент? Нет, тоже на пошлину не хватило, потом сомнения взяли в идее… Может, будет новая работа как-то пересекаться, что-то и удастся проверить. Техника-то на весь двадцатый век перспективная.

Виктор ждал следующего вопроса, но вместо этого полковник предложил еще раз по коньячку. Подняли за государя; отказаться в этой компании было явно нереально. Кстати, государем был Николай Романов, очевидно, Второй, что Виктору особого энтузиазма не придало. Наступила мучительно долгая пауза для пережевывания; кордебалет уже ускакал за кулисы и на эстраде баритон выводил романс Шишкина: «Мне так отрадно с вами носиться над волнами…». Табачный дым сгущался.