Ревейдж - [42]

склонилась набок. Она сказала, что вся ее семья погибла, была убита, но, когда я подумал

о ее криках, о хныканье, я заметил дрожь в ее голосе, когда она упомянула своих братьев.

Я не сомневался, что ее семья была убита. Но мой маленький котенок соврал о том, кто на самом деле умер.

Я шагнул вперед, готовый снова вернуться к ней.

Но как только я это сделал, мое тело замерло. Мое сердце заколотилось, а желудок

сжался. Ко мне пришло осознание. Я больше не хотел причинять боль маленькой

грузинке. Я хотел быть внутри нее. Хотел слышать ее стоны, когда довел бы ее до края. Я

хотел, чтобы она сосала мой член, пока я запускаю пальцы в ее волосы. Хотел, чтобы она

смотрела на меня своими карими глазами и не видела в них ненависти.

Я хотел чувствовать ее маленькую ладошку на своей груди.

Покачав головой, я попытался сосредоточиться, но все, что я мог видеть — это ее

темные глаза, ее розовые губы.

Внезапно в моей голове возник образ сестры, которую трахают как животное. Моя

горячая кровь быстро остыла.

«Сосредоточься, — сказал я себе. — Получи информацию от этой суки, избавься от

ее тела, а затем убей Коставу».

Снова и снова прокручивая эту мысль в голове, я отпер дверь и пошел по узкому

коридору, чтобы встретиться лицом к лицу с женщиной, которая проникла мне под кожу.

Сотни убийств, и она стала первой, кто произвел на меня хоть какое-то впечатление.

Ее глаза тут же впились в мои. В течение нескольких минут мы молча смотрели друг

на друга. И все мысли о сестре вылетели у меня из головы, только чтобы смениться

маленьким котенком.

Заставив себя пошевелиться, я подошел к ней и взял ее голову в свои руки. Ее щеки

пылали, но наши глаза встретились. Как только это произошло, странное чувство снова

вспыхнуло в моем животе.

Она считала меня красивым. Она не лгала.

Женщина облизала губы и прошептала:

— Воды.

Госпожа учила меня использовать желания жертв против них самих. Но когда

красивое лицо котенка в отчаянии уставилось на меня, я не хотел ничего больше, чем

принести ей чертову воду.

Положив ее голову себе на плечо, прижав ее грудь к своей груди, я дотянулся до

наручников на ее запястьях и расстегнул их. Безвольные руки котенка упали рядом с ее

телом. Наклонившись и одной рукой обхватив ее талию, я освободил ее ноги. Тяжелая

цепь качнулась в сторону, наручники теперь лежали на полу.

Странное теплое чувство вошло в мое тело, пока я держал ее в своих объятиях. Ее

горячее дыхание коснулось моей шеи, и, подняв руку, я обнаружил, что провожу ею по ее

длинным темным волосам. Ощущение ее горячей кожи, касающейся моей, вызвало низкое

рычание в моей груди. Волна собственничества пустила корни.

Наклонившись к полу, я поднял бутылку воды и начал наблюдать, как она выпивает

жидкость до дна. Ее влажные губы блестели. Затем я бросил пустую бутылку на пол.

Подойдя к пустой стене в задней части комнаты, я потянул вниз за длинный кусок

материи, висевший сбоку. Кровать, встроенная в стену, тут же опустилась вниз. Ее

маленький матрас был накрыт белой простыней. Толкнув кровать к полу и закрепив ее на

месте, я рухнул вниз, забрав женщину с собой. Когда я попятился назад, прислонившись

спиной к стене, она подняла голову.

Ее глаза встретились с моими, пока они не опустились, когда она тихо вдохнула. Ее

ноги были раздвинуты и оседлали мою талию. Ощущение ее теплого жара заставило мой

член дернуться.

Я зачарованно наблюдал, как она оглядывает комнату и матрас, на котором мы

сидели. Облизнув губы, она повернулась ко мне и, не встречаясь со мной взглядом, сказала:

— Мы на настоящей кровати.

Моя рука все еще была в ее волосах. Пока она говорила, моя рука скользнула вниз

по ее шее, затем вниз по плечу. Как только я добрался до конца ее руки, мои глаза были

прикованы к ее твердым соскам. Крепко обхватив ее за талию, я потянул ее хрупкое тело

вверх по своему торсу, пока ее твердые бутоны не оказались перед моим ртом. Мои бедра

перекатились, яйца болели, когда я наклонился вперед и провел кончиком языка по ее

плоти. Дыхание женщины сбилось, а затем стало тяжелым. Плоть вокруг соска вздулась и

затвердела. С тихим стоном я обхватил губами бугорок и облизал его.

Она замерла, а когда я поднял глаза, вздрогнула. Выпустив ее грудь изо рта, я

откинулся назад и изучил ее тело.

Заметив, что я наблюдаю за ней, женщина склонила голову и прошептала:

— Мне больно. Я чувствую себя... странно.

Это хриплое робкое признание заставило мое сердце забиться в груди. Ей было

больно. Я знал по личному опыту, каково это — быть связанным в течение нескольких

часов подряд.

Сам того не замечая, я поднял руки к ее рукам и начал массировать ноющие мышцы.

Когда она издала болезненный стон, мое внимание переключилось на то, что я делал, и я

отдернул руки. Гнев охватил меня. Я должен был мучить ее, заставляя раскрыть то, что

она знала о Заале Коставе. Вместо этого я пытался заставить ее чувствовать себя хорошо.

Мои руки сомкнулись по бокам, пока я пытался успокоиться. Затем дрожащая рука