Рестарт - [20]

– Все нормально, столько «Орео» здешним мумиям в жизни не схомячить, – отвечает Эрон на мой осуждающий взгляд. – И уверяю тебя, о безупречный, что ты в свое время тоже неплохо поживился печеньями с этой тележки.

Ничего о том, брал я печенья или не брал, вспомнить не получается. Придется поверить ему на слово.

Питон разрывает пакет и высыпает мне в руку несколько имбирных печений. Я надкусываю печенье, все так же неодобрительно глядя на своих подельников. Они бодро, за обе щеки уписывают добычу, кидая под ноги обертки.

– Мы сегодня играли в футбол, – напоминает мне Питон. – Поэтому и аппетит разгулялся. Не все же такие хрупкие, как ты.

– Хрупкий-то я, может, и хрупкий, но мусор за вами все-таки подберу, – отвечаю я.

Похоже, я начинаю приноравливаться к дружбе с ними двумя.

Мы толкаем тележку от комнаты к комнате, предлагая постояльцам закуски и газеты. Когда я лежал в больнице, все медики и волонтеры, заходившие ко мне в палату, вели себя очень вежливо и дружелюбно. Эрон с Питоном – полная их противоположность. Настежь распахнув дверь комнаты, Эрон рявкает:

– Закуски!

– Будете чего? – подхватывает Питон.

Всех здешних мужчин они называют Дамблдорами, а всех женщин – Дамблдорихами, а в ответ на любой вопрос только хмыкают и пожимают плечами. Мне это скоро надоело, и я начал спрашивать у каждого постояльца, не нужно ли чего. В результате приходилось регулировать высоту кровати, искать пульт от телевизора или звать медсестру.

– Чел, ты нас задерживаешь, – возмущается Эрон. – Так мы эти витамины от маразма до завтра будем раздавать.

– Тссс! – шикаю я. – Они услышат!

– Смеешься, что ли? – ухмыляется Питон. – Да эти окаменелости забывают батарейки в слуховых аппаратах менять. А последнее, о чем они слышали, – испытание атомной бомбы в Юкка-Флэт.[3]

– Не такие уж они глухие, – отвечаю я. – Старушка из двадцать второй отлично слышала, как ты воздух испортил.

– Вот такого Чейза мы знаем и любим, – смеется Эрон.

Когда мы втроем, подобные шуточки кажутся смешными, но при пожилых людях – уже нет. Они в основном очень дряхлые. И уж точно заслуживают больше уважения, чем мы им оказываем. Эрон и Питон ходят в дом престарелых не по своей воле, а по приговору суда, и поэтому здешние постояльцы стоят им поперек горла. Раньше они меня тоже, скорее всего, бесили, просто из-за амнезии я этого не помню. А сейчас мне с ними даже интересно. Они помнят много такого, о чем мы можем только прочитать в исторических книжках. Например, у женщины из триста двадцать шестой отец был пожарным и тушил потерпевший катастрофу дирижабль «Гинденбург». Мужчина из триста восемнадцатой на дежурстве в хьюстонском Центре управления полетами поддерживал связь с Нилом Армстронгом, когда тот первым из людей ступил на поверхность Луны. А абсолютно слепой обитатель двести девятой комнаты потрясающе рассказывает о своей детской дружбе со звездой бейсбола Джо Ди Маджио, с которым он рос на одной улице.[4]

Если в комнате никого нет или ее хозяин спит, мы должны оставить на столе пакет сока и пачку печенья. В комнате сто двадцать мы застаем дедушку, уютно похрапывающего в большом мягком кресле. Мы уже собираемся тихонько уйти, когда мне на глаза попадается стоящая на тумбочке старая черно-белая фотография. На ней молодой солдат, склонив голову, принимает военную награду от важного вида мужчины в круглых очках со стальной оправой.

– Это президент Трумэн? – шепотом спрашиваю я.

– Какая разница? – отвечает Эрон. – Пошли скорее. А то сейчас Дамблдор проснется и все уши нам изъездит.

Но мне, в отличие от Эрона, интересно.

– Единственная награда, которую вручает лично президент, это медаль Почета. Этот дед – герой.

– Да ерунда, – усмехается Питон. – В его молодости было столько войн, что медали раздавали налево и направо, как шоколадки.

Спорить я не хочу и, вздохнув, вслед за приятелями иду к выходу.

– А все-таки интересно, что он такого сделал. За просто так медаль Почета не дают.

– Наверно, трицератопса завалил или еще какую-нибудь тварь, – лениво предполагает Эрон. – Идем. Мы уже почти закончили.

– Это был птеродактиль, – раздается насмешливый голос у нас за спиной.

Мы дружно оборачиваемся. Хозяин комнаты, седой старик, уже не полулежит, а, слегка сутулясь, сидит в кресле.

– Я зарезал его каменным ножом.

Я делаю шаг вперед.

– Сэр, это вы на фотографии?

– Нет, это Гарри Трумэн. И вообще, ты не видишь, что я занят? Мне, чтобы только с кровати встать, полчаса надо. А потом еще час, чтобы с этими дурацкими ходунками доползти на тот конец комнаты.

Разумеется, ничем он не занят. Просто хочет, чтобы его оставили в покое. И, возможно, мы ему не слишком приятны – и понятно почему, ведь он, как и многие другие обитатели этого места, не больно-то тугоух.

– Простите меня, – говорю я и выхожу в коридор, где меня ждут Эрон с Питоном.

– Тебе, Эмброз, еще учиться и учиться, – говорит Эрон. – Учти, если Дамблдор начнет разглагольствовать про войну, тебе придется его слушать, пока не станешь таким же стариком.

Должен признать, что совет он мне дал, судя по всему, хороший.

– Ладно, – говорю я. – Давай скорее заканчивать.