Республика попов - [96]
Глава последняя
ВОЙНА УСТРАИВАЕТ СУДЬБЫ
Много горя разом обрушилось на Дарину Интрибусову.
Идете вы с дорогим человеком, и вдруг его хватают, уводят. Гардисты через репродукторы дерут глотку о приверженцах чехословацкой идеи, о священниках… Вы замираете от страха — что-то дома, а дома, оказывается, еще хуже, чем вы боялись. Отец арестован, а мать, больная, полуживая, в конвульсиях, в судорогах — страдалица… Вас ждет дом, в котором все вверх ногами, да тут еще школа. Ухаживать за больной матерью или учить ребятишек? Дома вас допрашивают жандармы, в школе, в директорском кабинете, выматывают душу тайные агенты. А то инспектор налетит, насядет на вас…
Каждый день ездит Дарина поездом, днем работает в школе, ночами ухаживает за матерью, терзается за судьбу отца и за того, другого, которого и в мыслях еще не называет Томашем. Словом, так навалилось все это разом — не вздохнешь.
Зато много знакомых и незнакомых пожимают при встрече руку Дарине. Многие выражают ей участие, многие — вернее, некоторые — высказывают свои мысли, осведомляются, не могут ли чем-нибудь помочь. Дарине срочно нужна сиделка к матери, и самое лучшее, если б сиделка еще и готовить умела. Потому что мать Дарины до ареста мужа кое-как ковыляла на костылях по дому, приглядывала за хозяйством, а теперь слегла, совсем плоха стала: застарелый ревматизм, больное сердце…
Раз как-то ждала Дарина поезда, и подходит к ней решительная бабонька. Обращается прямо:
— Пани учительница Интрибусова, простите, что я к вам так…
Насколько Дарина поняла, решительная бабка нарочно поджидала ее. Она отвела Дарину в сторонку и, как умела, дала понять, что «мы, коммунисты, с вами и с паном священником в вашей борьбе против фашизма». Довольно непривычно было Дарине выслушивать слова такого сочувствия — поистине, она никак не думала до сих пор, чтоб отец ее, а тем более она сама боролись так-таки прямо против фашизма. Пожалуй, она пропустила бы все это мимо ушей, если б решительная бабка не добавила:
— Мы знаем, что вы нам симпатизируете. Учитель Менкина — честный интеллигент, это нам тоже известно. Он арестован.
Дарина невольно покраснела. Решительная бабка ухватила ее за плечи, проговорила убежденно:
— Но нас не сломит даже тюрьма.
От этого у Дарины развязалась речь. Она рассказала о своих заботах и как-то так проговорилась, что нужна ей сиделка к матери.
Через неделю-другую в гимназию к Дарине зашла та самая бабка. Оглядела ее испытующе, будто в руки брала, взвешивала. Завела речь — как, мол, поживает мамаша, и кто за ней нынче ходит? Дарине помогала по дому одна неопытная девушка. Тогда, говорит, бабка, есть у меня работящая и смелая женщина, образованная к тому же, да только… только опасно это малость.
Дарина вспыхнула — так приятно ей было доверие женщины, которой имени она даже не знала. И не испугалась она опасности — по крайней мере, в первую минуту. Может, на эту-то опасность и подловила ее бабка, потому что Дарина ответила гордо: если уж нас, лютеран, преследуют, то пусть хоть будет за что…
Решительная бабка засияла такой искренней радостью, что обрадовалась и Дарина. И ее захватила бабкина радость.
— Знала ведь я, пани учительница, что-то говорило мне, что вы храбрая женщина! Настоящий вы человек. Только слушайтесь своего сердца… А имя свое я вам, знаете, не скажу. Бумаги этой женщины будут в порядке, пани учительница. Звать ее Паулинка Гусаричка.
— Паулинка Гусаричка? — удивилась Дарина.
Настолько живо было ее удивление, что решительная бабка дала ей понять — не надо расспрашивать. Великая прелесть в сокрытии сердечной тайны. Когда благородные женщины соприкасаются сердцем — они познают подлинное вдохновение и тогда понимают друг друга в этом восторге душевном. Поняли друг друга и эти две, столь различные возрастом, трудом и опытом жизни. Только способность сердцем чуять другое сердце была у них общей.
Решительная бабка сказала:
— Я рада. Учитель Менкина проходит суровую школу. Но это его не сломит.
Дарина поняла это так: надо и ей пройти такую школу. Чего не сделает она ради Томаша! Ах, только бы ей не краснеть, а так уж ничто не вызывало бы в ней досады. Впрочем, умная, смелая бабка думала и о Дарине, и о Томаше, спасая третью — Паулинку Гусаричку.
— Пани учительница, гляньте, вот ее бумаги. Я убрала их на память… Сколько маялась, в скольких домах служила…
Паулинка оживала, напоминала о Томаше.
«Эта женщина, эта работница — счастливая пряха, — подумалось Дарине. — Только у счастливого сбегается в руке столько радостных нитей…»
Вернувшись домой на следующий день, Дарина ахнула, едва не всплеснула руками при виде новой служанки. Тотчас почуяла — будет ей несказанная мука с этой женщиной. Та, что скрывалась под именем Паулинки Гусарички, поразила ее красотой. Слишком красива для служанки, и даже в скромном платье, шитом, конечно, не на нее, бросалась в глаза: явно переодетая! Правда, быть может, так только казалось Дарине, поскольку она это знала. Надо было одеть ее получше, хотя бы как сиделку. И ясно, что эта женщина, конечно, никогда не работала физически. Лицо и руки холеные, волосы каштановые, с сияющим отблеском. И тут же Дарина с досадой поймала себя на том, что оценивает ее как служанку, когда ведь знает, что она не служанка. Женщина была интеллигентная, замужняя: Дарина тотчас заметила на ее смуглом пальце бледную полоску — след обручального кольца. Женщина вскидывала голову, как гордый конь, — видно, любила свои прекрасные волосы. На еврейку была непохожа. Раз скрывается — значит, коммунистка, важный человек, рассудила Дарина. Застал Дарину врасплох и рассердил вопрос, вынырнувший сразу: на что мне такая служанка? Чтоб я за нее работала? — Паулинка выносила ночной горшок из спальни матери, на ходу гордо встряхивая головой. Так неужели же мне его выносить, когда ты тут есть? — подумала Дарина. — Я ведь учительница… — И все же сказала: «Я сама вынесу» и подбежала к горшку, но и это было ужасно неестественно. Одним своим присутствием новая служанка заставляла Дарину заново обдумывать давно принятые обиходные дела и обдумывать так, как никогда не обдумывала; уже одним этим новая служанка была ей неудобна, а тем более своей интеллигентностью и совершенно отличным, думалось Дарине, мировоззрением. Невольно Дарина всякий раз спрашивала себя: как видит, что думает в каждом данном случае эта женщина? Впрочем, они постепенно привыкали друг к другу, и между ними установилось некое невысказанное соглашение. Только когда возникало что-нибудь новое, отношения их сейчас же начинали скрипеть.
