Resistance. Ураганный огонь - [24]

Хейл не сомневался, что отыщет ранчо и с закрытыми глазами, и все же на всякий случай время от времени сверялся с компасом.

Он старался постоянно крутить головой, но мешали куртка и обилие снаряжения. Бесконечный снегопад и размеренный шелест снегоступов грозили всего за час усыпить его инстинкты, сделав беззащитным перед внезапным нападением.

Чтобы исключить такую возможность, Хейл взял за правило останавливаться через каждые десять минут и поворачиваться на триста шестьдесят градусов, обозревая местность, насколько проникал взгляд — а проникал он совсем недалеко. Однако, кроме потерявшегося бычка и промелькнувшего мимо оленя, Хейл не встречал никаких признаков жизни. До тех пор, пока не поднялся на вершину холма и не увидел цепочку громадных следов, пересекавшую его маршрут. Отпечатки были такими глубокими, что их не успел завалить даже сильный снегопад, хотя разобрать точную форму уже не казалось возможным. И все же характер следов, а также те толчки, что разбудили Хейла ночью, не оставляли сомнений — здесь прошагала химерианская боевая машина, скорее всего «голиаф».

Были и другие свидетельства ее продвижения — расколотые валуны, вывернутые из земли деревья и черное выжженное пятно вдалеке. Чему-то — или кому-то не посчастливилось оказаться не в том месте и не в то время.

Эта мысль заставила Хейла ускорить шаг. Нужно попасть домой.

Дорога проходила без особых приключений, хотя одно время его преследовала стая одичавших собак, затем свернувших в сторону, откуда доносился более многообещающий запах. Хейл начал встречать знакомые ориентиры: замерзший пруд, куда летом приходили на водопой и коровы, и дикие звери; полуразвалившийся сарай, построенный отцом его приемного отца; ветряк, который приводил в действие насос, поднимавший воду из глубины в железный бак.

Сейчас ветряк застыл неподвижно, на стальных лопастях повисли сосульки, цель его существования исчезла — вместе со всей прежней жизнью.

После первого порыва ринуться вперед Хейл заставил себя замедлить шаг. Если родители ушли, а дом по-прежнему цел, он мог стать прибежищем для кого угодно. В том числе и для химер.

Хейл укрылся в небольшой роще. Там он снял рюкзак и снегоступы и спрятал их под низко нависшими ветвями. Затем, захватив только ранец, оружие и боеприпасы, Хейл двинулся дальше.

Дом стоял в низине, где он и хозяйственные пристройки были защищены от ветра, поэтому Хейл увидел его только тогда, когда подошел совсем близко. Последние ярды он преодолел на животе, закинув «россмор» на спину и с «фараем» наготове.

Когда он выглянул за гребень, сердце заколотилось чаще.

Дом уцелел!

Снегопад закрывал двухэтажное строение кружевным занавесом. Внешне дом выглядел как прежде — хоть сейчас на рождественскую открытку. Было так тихо, что от внезапного звука пистолетного выстрела Хейл вздрогнул.

Быстро осмотревшись, он понял, что это всего лишь треск ветки, сломавшейся под тяжестью снега.

Успокоившись, Хейл снова повернулся к дому. Зная по опыту, что спешка — плохой помощник, он дюйм за дюймом изучил фасад в оптический прицел. Только тогда Хейл разглядел подробности, от которых у него все оборвалось.

В окнах не осталось стекол, стены испещрены отверстиями от пуль, а входная дверь распахнута настежь.

Никаких признаков жизни. Он сменил оружие: если придется сражаться внутри дома, «россмор» будет предпочтительнее. Хейл встал и начал спускаться по склону.

Под ботинками скрипел снег, ему приходилось высоко поднимать ноги, преодолевая глубокие наносы. Оказавшись на ровном месте, Хейл сначала укрылся за обледенелым баллоном с пропаном, а затем, метнувшись через площадку для машин, присел на корточки у насосной станции, откуда осмотрел местность.

Убедившись, насколько это было возможно, в том, что его не ждут неприятные сюрпризы, Хейл покинул укрытие и направился по занесенной снегом дорожке. Гулко стуча ботинками по ступеням, он поднялся на крыльцо, идущее вдоль всего фасада. Во входной двери зияла дыра, и петли недовольно заскрипели, когда Хейл потянул ее на себя.

Толчка дулом «россмора» хватило, чтобы распахнуть внутреннюю деревянную дверь, за которой открылось опустошение, царящее в гостиной. С щемящим сердцем Хейл прошел внутрь. Облепленный снегом ботинок задел гильзу от винтовки «винчестер» тридцатого калибра, и латунный цилиндрик со стуком откатился по деревянному полу. Повсюду валялись фотографии из семейного альбома Фарли, окровавленные бинты и битая фаянсовая посуда.

Осмотревшись, Хейл обнаружил, что стены покрыты пулевыми отверстиями и следами от взрывов. Фотографии висели криво, карта мира над диваном была наполовину уничтожена выстрелом из «огера», на полу темнели пятна крови. Судя по обилию медикаментов на буфете, раненых укладывали на стол в обеденном зале. Хейл отчетливо представил мать, которая склонилась над окровавленным работником ранчо в попытке продлить его жизнь еще на несколько минут, не обращая внимания на кипящий вокруг бой.

Сотни стреляных гильз тридцатого, сорок пятого и даже двадцать второго калибров, устилавших пол сплошным ковром, и желтые ружейные гильзы, разбросанные по всему дому, говорили о том, что семейство Фарли и их работники оказали врагу ожесточенное сопротивление. И все же битва была проиграна, по крайней мере так казалось. Но где же тела? Забрали химеры? Или есть какое-то другое объяснение?