Репутация герцога - [87]

— Увидимся вечером. — Он поднес ее руку к губам. — Я люблю тебя, Жозефина.

— Я по-прежнему считаю, что ты совершаешь большую ошибку, Себастьян, но я тоже тебя люблю.

Это заявление его не слишком успокоило, но он оставил эту тему. Отвязав от седла чемодан, он отдал его Жозефине.

— Я слишком влиятельный человек, люди остерегаются конфликтовать со мной, — сказал он спокойно, снова садясь в седло. — А твоя строптивость, Жозефина, изумляет меня. Будь осторожна, ради себя самой.

— Ты тоже.

Себастьян из-за деревьев наблюдал, как она идет по улице. Когда входная дверь распахнулась и выбежала Мария Эмбри, он направил Мерлина к Корбетт-Хаусу.

Он сказал, что никогда не будет лгать ей, и сказал это серьезно. Но когда заявил, что его изумляет ее строптивость, он выразился неточно. На самом деле его изумляло его чувство к Жозефине и тревожило то, что может произойти с ним, если он ее потеряет. Он потерял Шарлотту, бессильный что-либо изменить. И ничто, подвластное его контролю, не сможет отдалить его от Жозефины.

Подъездная аллея к Корбетт-Хаусу была забита каретами. Очевидно, Валентин уведомил все семейство о событиях сегодняшнего утра. Когда Себастьян спешился, подошел один из конюхов Деверилла.

— Я оставлю сегодня Мерлина здесь. — Себастьян похлопал уставшую лошадь по шее. — Пусть он отдохнет, получит хорошую порцию овса и яблоко.

Конюх погладил морду Мерлина.

— Я прослежу, ваша светлость.

Ему самому нужен отдых, да и яблоко не помешало бы, но день еще не кончился. Вращая мышцами плеч, Себастьян направился к дому.

— Папа! — выскочив из двери, Пенелопа бросилась в его объятия. Он поднял ее, не обращая внимания на боль в пояснице. В тридцать четыре драка требует больших усилий, чем прежде.

— Что ты делала сегодня?

— Я очень волновалась за тебя. — Дочь крепко обняла его. — От тебя пахнет сиренью.

— От меня?

— Да. Сиренью и пылью.

Стоявший в дверях Шей явно счел, что мудрее не вмешиваться в разговор о запахах.

— Какие-нибудь неприятности? — спросил он вместо этого.

— Нет. Она вернулась домой. — Себастьян поцеловал Пип в лоб. — Прошу прощения, что разволновал тебя, моя голубка.

— Ты все-таки женишься?

— Да, хочу сделать это.

— Я хотела бы надеть диадему на церемонию.

Себастьян усмехнулся. Он думал, что дочь больше всех будет негодовать и обижаться на Жозефину, а Пип оказалась самым верным его сторонником.

— Ты обязательно должна ее надеть. В конце концов, ты и Жозефина — мои принцессы.

— Да, я знаю. — Посмотрев на Шея и подошедших Саралу и Элинор, девочка нахмурилась. — Значит, теперь я должна вернуться в детскую? Я правда хочу знать, что происходит.

— Я скажу тебе все, что смогу и как только смогу, — ответил Себастьян. — Боюсь, это придется сделать.

— Хорошо, — вздохнула Пип. — Тогда я буду учить Роуз разговаривать.

Когда она затопала вверх по лестнице, Себастьян, подняв бровь, вопросительно посмотрел на брата:

— Где все? Я десять раз пересказывать одно и то же не буду.

Нелл коснулась его руки:

— Только скажи, вы с Жозефиной… одного мнения об этом?

— Да.

Сестра потянула его вниз за плечо, чтобы поцеловать в щеку.

— Хорошо.

Молча повторяя про себя эту мысль, Себастьян следом за остальными пошел в гостиную. Их отряд обрел двух новых членов: Джона Райс-Эйбла и Энн Уитфелд.

— Добро пожаловать в игру, — кивнул свояченице Себастьян.

— Спасибо за доверие. Мы могли бы еще раз пробежаться по теме? Я только что обнаружила, что за мной ухаживают. — Миниатюрная блондинка улыбнулась профессору.

Тот, вспыхнув, улыбнулся в ответ.

Себастьян сел у камина. Его всегда там усаживали, то ли из уважения как к главе семейства, то ли считали стариком и думали, что он мерзнет.

— Хорошо. Я расскажу о сегодняшних приключениях, и мы еще раз прорепетируем.

— Нам сегодня лучше остаться дома. — Мария Эмбри поправила кружево на рукаве Жозефины.

— Никто, кроме слуг в этом доме, не знает, что сегодня случилось, — напомнила ей Жозефина. — И поскольку мы сказали, что будем там, и там будет мой жених, нам нужно присутствовать.

— Согласен. — Отец поправил перевязь и раздраженно глянул на Жозефину синими глазами. — Я благодарен, что ты решила вернуться, — продолжал он натянуто, — и рад, что Мельбурн понятия не имеет о твоей попытке сбежать. Но это ужасный эгоизм, Жозефина. Ты могла всех нас погубить.

Он уже сделал это с собой, подумала Жозефина.

— Именно поэтому я возвратилась, отец.

— Давайте больше не будем говорить об этом. — Мать жестом указала на холл. — Ты сегодня такая красавица, querida.[8]

— Спасибо, мама. — Жозефина чувствовала себя красивой. Не из-за роскошного платья цвета лаванды и серебряной диадемы, но потому, что знала: Себастьян любит ее. И хотя от противостояния отцу ее охватывало чувство вины и замирало сердце, она сделала правильный выбор, возможно, впервые в жизни.

Сидя напротив родителей в карете, она пристально вглядывалась в сгущающиеся сумерки. Нервное возбуждение не оставляло ее, но она умела скрыть это даже от человека, который научил ее притворству. Жозефина задавалась вопросом, поймет ли когда-нибудь ее отец, как ему повезло, что Себастьян захотел быть милосердным к нему.

— Ты тихая сегодня вечером, — заметила мать.