Реплики в сборе: Литературные пародии - [6]

обсуждал не литературный цех,

а мастера каблуков и подметок,

не считая двоюродных теток.

Они собирались обычно в среду,

чаще к ужину, реже к обеду

и рассуждали весьма отменно.

Все говорили одновременно.

И я с тех пор за собой замечаю:

чуть что нацарапаю — к ним спешу.

Не люблю говорить: «пишу».

Предпочитаю сказать — «тачаю».

Грустный вечер

Детских лет моих подружка,

Где тропы висит клинок,

Мчит Шалушка, мчит Шалушка…

……………

Счет годам ведут кукушки,

И, достав рукой до дна,

Пью с ладони, как из кружки.

Алим Кешоков

Наша ветхая саклюшка

И печальна и темна.

Где же ты, моя Шалушка,

Или выпита до дна?

Колыбельная речушка,

Или высохла она?

Выпью с горя; где же кружка?

Здесь, в Литфонде, у окна.

Я живу, поэт московский,

Кабарде любовь храня.

Только жаль, что друг Козловский

Переводит так меня.

Перевод читатель кроет,

Головой в сердцах крутя.

То как зверь он вдруг завоет,

То заплачет, как дитя…

Перегрев в Пицунде

И снова бью стекло в замызганном кафе.

И снова хлещет кровь из ровного пореза.

И совесть, как палач, на аутодафе

ведет, пока жива, до полного пареза.

Виктор Широков

В Пицунде наяву я вижу странный сон,

я вижу наяву то господа, то черта.

Я весь кровоточу, и доктор Кацнельсон

доказывает мне безнравственность аборта.

Непросто сочинить пугающий стишок,

но тайна жутких строк мне с юности знакома.

На аутодафе закономерен шок,

а проще говоря — отключка или кома.

Что ни строка — удар и до кости порез.

Поэзия, увы, ты вся — езда в больницу.

А то еще мигрень, истерика, парез,

а иногда понос на целую страницу.

Читатели мои! Все это — чушь и дичь,

я просто ваш палач с рассвета до захода.

Не важно, что у вас столбняк и паралич,

меня читайте до летального исхода!

Поэт и табурет

Что думал, как настроен был поэт,

Как он встречал закаты и рассветы,

Навряд ли объяснит нам табурет,

Или чернильница, или штиблеты.

Лев Озеров

Позвольте вам представиться: штиблет.

Хозяин мой во мне ходил по свету.

Мне табурет сказал, что он поэт,

Но вряд ли можно верить табурету.

Для табурета, в общем, все равны,

Он в смысле кругозора ограничен,

Людей он знает с худшей стороны,

Поэтому и столь пессимистичен.

Хозяин мой во мне встречал рассвет,

По лужам шел по случаю ненастья,

И вдруг зарифмовал «рассвет» — «штиблет»,

Признаться, я был вне себя от счастья!

Нет, все же он действительно поэт,

Как не воздать бесценному шедевру!

Поэта угадал в нем табурет

По одному седалищному нерву!

На коне

Я люблю приезжать в этот город,

И бродить, и ходить не спеша.

Снова скачет надменно и гордо

Всадник бронзовый мимо меня.

А в Большом Драматическом горько

Плачет Лебедев в роли коня.

Марк Лисянский

Я люблю приезжать в этот город

С каждым годом сильней и сильней.

В город, воздух в котором распорот

Ржаньем всех знаменитых коней.

Я смотрю затуманенным взором,

Все навеки запомнить дабы,

Вижу Аничков мост, на котором

Кони Клодта встают на дыбы.

Медный Всадник по-прежнему скачет,

И легенды слагают о нем.

В этом городе Лебедев плачет,

В БДТ притворяясь конем.

На любую вступаю я площадь,

Вдоль проспектов гуляю седых

И себя ощущаю как лошадь,

А порою — как пара гнедых.

Здесь прохлада струится за ворот,

Конский запах волнует до слез.

Я люблю приезжать в этот город,

Ржать, и плакать, и кушать овес.

Разноголосье

По-бабьи ссорюсь, по-мужски мирюсь.

По-волчьи вою, блею по-козлячьи.

То скакуном гарцую на виду,

То протащусь последней старой клячей.

Какая радость удивлять глупцов.

На собственную глупость удивляться.

Майя Луговская

То этим быть, то этой — вот где шик.

Вы с этим не согласны? И напрасно.

Я где-то баба, в чем-то я мужик,

Но где и в чем — мне и самой не ясно.

Но это ладно… Это ерунда,

Я вам приберегла еще гостинец:

Во мне, не удивляйтесь, иногда

Открыт, живет и действует зверинец.

Я блею, кукарекаю, змеюсь,

Рычу, жужжу, мяукаю и лаю.

Я квакаю! Короче, становлюсь

Зверюшкою, которой пожелаю.

Их голоса тяну в стихи свои,

Дабы глупцы скулили и дрожали.

Жаль только, вы, читатели мои,

Не хрюкнули блаженно, а заржали…

К вопросу о геньях

В Лутовинове — Тургенев.

И в Карабихе — поэт.

Я не гений. Нету геньев!

Прежде были — нынче нет.

Чехов в Мелихово едет.

Граф гуляет по стерне.

Только мне ничто не светит.

Скоро я остервене…

Вероника Долина

Я возьму свою гитару

Да спою на целый свет.

Прогуляться бы на пару,

Жаль, что нынче пары нет!

Все фигуры из картона,

Всё банальные слова…

Нет Ивана, нет Антона,

Нету Феди, нету Льва.

Всё Андреи да Евгеньи,

Всё Булаты среди нас…

Нету геньев! Где вы, геньи?

Одиноко мне без вас!

Поспевает земляника,

Дамы ходят по земле.

Говорят, что Вероника

Совершенно обнагле…

Но известно, что без геньев

Гаснет наша красота…

Ведь Андреев, и Евгеньев,

И Булатов не хвата…

И хотя я иронична —

Понимают это все —

Ситуация трагична:

По мадамам — и месье…

Весна на Арбате

Кончается зима. Тягучим тестом

Расплылся снег и задышал тепло.

И каплями художественных текстов

Забрызгано оконное стекло.

Анна Гедымин

Весна, ты ослепила нас, как видно!

Теплом дохнуло. И сугроб осел.

Подходишь к окнам — ни черта не видно,

Весь город как-то сразу окосел.

А город весел! Дышит полной грудью.

И тщетно трет ладонями домин

Свои глаза, заляпанные мутью

Художественных текстов Гедымин.

Игра

Приметы счастливые лживы,

Исход не написан на лбу.

Играю не ради наживы —

Я экзаменую судьбу.