Ремесло - [45]

Понимая эти три базовые вещи, я сейчас зарабатываю на жизнь колумнистикой — пишу на английском для Bloomberg View, на русском — для Forbes.ru и Snob.ru. Это довольно удобное занятие: не состоя нигде в штате, сидя дома или где-нибудь на Гоа, можно заработать не меньше, чем вкалывая главредом. Кроме того, писать колонки — в отличие от репортерских текстов — можно, даже если ты занимаешься еще каким-то бизнесом: ведь ты не претендуешь на объективность, и дело редактора, предоставлять ли тебе трибуну (правильно только сообщать редактору о всех возможных конфликтах интересов: знать о них он имеет право).

Чтобы за колонки начали платить, нужно мало-мальски известное имя — иначе читатель вряд ли проявит первоначальный интерес. Видимо, из-за этого входного барьера Дэвид Рэндалл писал в книге «Универсальный журналист»: «Те, кто достиг такого уровня, что им дали право вести колонку, либо не нуждаются в советах, либо обладают (или вскоре приобретут) таким „Я“, которое не даст им принять ни один совет». Хотя почти во всем остальном, что Рэндалл изложил в этой книжке, я согласен, тут он не прав. Ведь чтобы платить продолжали, по нынешним временам надо, чтобы колонки регулярно генерировали хороший трафик; нечастые осечки простят, системное отсутствие просмотров и фейсбучных лайков — нет. Мне кажется, после нескольких лет занятий колумнистикой, последние четыре года — в Интернете, я немного разобрался, что нужно, чтобы колонка «полетела». Достаточно любых двух признаков из нижеследующего списка (а иногда, редко, — и одного).

1) Животрепещущая тема, особенно если удалось одним из первых написать на нее развернутый комментарий. Мне, например, кажется, довелось выпустить (на Forbes.ru) первую в Рунете колонку о пятилетнем приговоре, вынесенном оппозиционеру Алексею Навальному якобы за кражу леса у госпредприятия «Кировлес». Этим процессом тогда интересовались сотни тысяч людей, и колонка собрала больше 2500 лайков на одном только «Фейсбуке», хотя это далеко не лучший мой текст: глядя на него на следующий день, я понимаю, что его надо было иначе структурировать.

2) Искренняя эмоция — такая, на которую не жалко самых сильных слов и за которую не страшно отвечать, потому что горячо веришь в сказанное. В мае 2011 года Владимир Федорин написал на том же Forbes.ru о тогда еще президенте Дмитрии Медведеве:

«Вчера перед журналистами предстал случайно оказавшийся у власти человек с заурядными способностями и плохо подавляемыми позывами к насилию. Комментировать это кривляние — не уважать ни себя, ни читателей. Проект „президент Медведев“ закрыт. Вопрос в том, что делать с этим знанием обществу. У этого вопроса есть конкретные адресаты. В концепт „медведевской оттепели“, или Медведева как меньшего зла по сравнению с Владимиром Путиным, инвестировали многие интеллектуалы с безупречной репутацией — от Александра Аузана до Эллы Памфиловой и Сергея Гуриева. Сегодня очевидно, что все попытки просветить взрослого мужчину, занимающего пост президента России, не привели ни к чему. Под говорильню о модернизации страна продолжала деградировать. Участвуя в кремлевских форумах, рабочих группах, „лучшие люди России“ легитимизировали режим, создавая ему прикрытие на Западе и в среде либеральной интеллигенции. Тем временем подчиненные президента или подчиненные его подчиненных как ни в чем не бывало продолжали убивать, воровать, душить оппозицию… Президентство Медведева подошло к концу. Его репутационный капитал („Четыре И“, „Свобода лучше, чем несвобода“, „Вперед, Россия“) полностью растрачен. Интеллектуалам, которым он делал авансы, пора определяться. Сколько можно разговаривать с преступниками и теми, кто этих преступников покрывает. С каждым разом входить в совет нечестивых без ущерба для собственной репутации все труднее. Хорошо, в первый раз вы не знали, что приглашение на круглый стол в Кремль прислали наперсточники. Но почему вы пошли туда и во второй раз, и в третий? Может, вы тоже в доле?»

Этот текст широко распространился по сети. Slon.ru назвал его одним из главных за год. Больше того, он оказался пророческим. Уже в сентябре 2011-го проект «Медведев» был и в самом деле закрыт, а еще почти через два года и у интеллектуалов, в нем участвовавших, не было никаких сомнений, что происходит и что им делать: упомянутый Федориным Сергей Гуриев, например, спешно покинул страну, чтобы не оказаться за решеткой.

Между тем Федориным руководило не какое-то особенное знание — а эмоция, не более чем сильное чувство. Если задача колумниста — привлечь читателя на свою сторону, эмоциональный резонанс, пожалуй, лучшее средство для достижения цели.

3) Понимание материала. Хороший колумнист много читает по теме, прежде чем высказаться, и иногда делает чисто репортерскую работу, обзванивая экспертов и участников событий. Вопреки расхожему мнению, писать колонки бывает труднее, чем ворочать мешки: иногда, чтобы изготовить осмысленный текст, приходится перелопатить горы научных работ и даже прочитать книжку или две. Российские колумнисты редко это делают, хотя примеров такой работы достаточно на Западе. Заслуживает изучения, например, блестящая продукция звезды Financial Times Мартина Вулфа.