Ремесло - [43]

Как-то раз Сауэр вызвал меня и спросил: «Почему вы совсем не пишете про Mercury? Ребята купили в Москве целую улицу под свои магазины, хоть и маленькую. Это разве не интересно?» Я отвечал: «Мы бы и рады про них писать, но они никакой финансовой информации про себя не дают. Мы вообще не знаем, кто там владельцы и как их бизнес устроен».

Тут Дерк произнес памятную фразу, которую я поначалу принял за фигуру речи. «Так узнайте, — сказал он. — Вы же репортеры!»

Я спустился в редакцию и заказал нашему расследователю Булату Столярову текст про то, как устроен бизнес Mercury. Копал Булат долго, и, когда вышел его текст, редактором «Ведомостей» была уже Татьяна Лысова. Текстом заинтересовались сразу несколько малоприятных государственных структур. Mercury сняла всю рекламу из изданий Independent Media и прислала парламентеров разговаривать с Лысовой. «Вот вы, когда были студенткой, в трамвае без билета ездили?» — спросил Лысову один из них. «Нет, — отвечала она. — Терпеть не могу, когда меня ловят за руку».

Mercury сняла рекламу из всех изданий IM. Через некоторое время вернулась.

5. Нетерпимость к жульничеству

Не знаю уж, насколько вас это удивит, но репортеры иногда придумывают цитаты и даже цитируют несуществующих собеседников. У хорошего редактора на такие случаи чутье. Когда я консультировал киевский журнал «Фокус», его главред Тамара Бабакова поймала одного из журналистов на том, что он выдумал персонажа: почувствовала, что что-то не так, когда правила текст. Пока шло разбирательство, уволенный даже завел своему фантомному собеседнику электронную почту. Статья, естественно, не вышла, а сотрудника Бабакова уволила. Ее зам Игорь Тупикин, человек сострадательный, просил сперва этого не делать, а потом, задумавшись, произнес: «Ну да, а оставили бы — пришлось бы каждую фразу проверять».

Сам случай меня не удивил — я сталкивался с подобным и раньше. Поразило обсуждение истории в киевской журналистской среде.

Ярослава Артюшенко, редактор телепрограммы «Большая политика с Евгением Киселевым», написала в Фейсбуке (пунктуация сохранена):

«Чего только не бывает. Бывает — классного журналиста — возьмут да и запрессуют, и не за какую-нить ужасужас-джинсу, а всего за то, что выдумал героя для материала. А ему за это по шапке. Кем себя возомнил! Люди должны рождаться естественным путем! Фундаменталисты, чё. Им не понять, что это элементарно прикольно — создать персонажа. Мне — понять. Я, в одной газете, бывало… ну, не пачками, конечно, и не по крупному — но некие стилисты, психологи, экстрасенсы есть на моем счету. Ведь что характерно — выдуманный персонаж почему-то всегда говорит лучше и по существу, чем реальный; выдуманный — он всяко интересней, это я просто гарантирую, повидав невыдуманных пачками. И вообще. Одного крутого русского репортера как-то поймали на использовании актеров для фильма о наркоманах. Ответил он в таком духе: да, они подставные. Но жуть, о которой они говорят, самая настоящая!»

И ведь нашлись комментаторы, которые поддержали Артюшенко!

Я даже не буду сотрясать воздух объяснениями, что здесь не так. Скажу только, что выдуманных персонажей надо продавать не редакторам, а книгоиздателям. Это значительно честнее. Сам я считаю, что одного такого случая достаточно, чтобы «изобретатель» был с позором изгнан из нашего ремесленного цеха. Но уволенный из «Фокуса» сотрудник продолжает карьеру и наверняка фантазирует и на новом месте. А один московский журналист, которого в свое время уволил за выдуманные цитаты я сам, сделал блестящую карьеру в пиаре, работая на крупные госкомпании. А что, вполне по профилю!

Вот эти немногочисленные, но жесткие правила, на мой взгляд, и позволили сделать «Ведомости» лидером своего рынка. Читатели не верят ни одному изданию до конца, но некоторые — уважают. Именно за то, в конечном счете, как эти издания работают с источниками.

14. Церковь и государство

В моей жизни было, пожалуй, только одно рукопожатие, после которого долго не хотелось мыть руки, — с человеком по имени Боб Бартли.

Дело было в Нью-Йорке в 1999 году. Перед запуском «Ведомостей» я приехал изучать редакцию одного из наших учредителей — The Wall Street Journal. И обнаружил там удивительную ситуацию: редакций у газеты на самом деле было две. Одна, большая, с сотнями сотрудников, делала новости и аналитику. Руководил ею управляющий редактор (managing editor). Во второй было примерно 50 человек. Она делала в газете всего пару страниц, но именно ее возглавлял носитель главредского титула (editor). Это и был Боб Бартли, к тому времени уже 27 лет редактировавший раздел мнений.

В Америке с незапамятных времен существует водораздел между новостями и мнениями. То есть в репортерском тексте, цель которого — сообщить новость или проанализировать контекст с помощью экспертов, репортер своего мнения не высказывает. Я от многих — в том числе от людей, называвших себя журналистами, — слышал, что это невозможно: мол, необъективность — в самом подборе фактов, в проскальзывающих оценочных словечках… Журналист, мол, человек и по определению объективным быть не может. Я твердо знаю, что за этими возражениями не стоит ничего, кроме лени и цинизма. Если говорить со всеми сторонами конфликта и со сторонними экспертами, действительно глубоко понимающими суть вопроса, а не с какими попало, сохранить непредвзятость в тексте можно, даже если сам журналист по ходу сбора информации ее утратил. Это непросто и не всегда получается идеально, но, сочиняя и редактируя новостной текст, всегда имеет смысл стараться: читатели скажут спасибо за возможность составить собственное мнение.