Рембрандт ван Рейн. Его жизнь и художественная деятельность - [21]

Только одному великому гению Рембрандта было дано без помощи красок, одной лишь игрой света и тени, так полно и цельно передать глубокий смысл этой страницы Нового Завета.

Странное название гравюры («В сто гульденов») произошло, как говорит один из современных писателей, по следующему случаю. К Рембрандту явился продавец картин и предложил ему купить несколько эстампов Марка Антонио за сто гульденов. Художнику очень понравились эти гравюры; но так как денег у него не было, то он отдал торговцу, вместо уплаты, копию своего «Исцеления больных». «Торговец, – прибавляет очевидец, – вероятно, хотел оказать известному живописцу любезность». Во всяком случае, едва ли он остался внакладе. В настоящее время такая цена нам кажется просто смешной. В 1867 году за одну из копий этой гравюры было заплачено 27 тысяч франков.

То, что Рембрандт так мало дорожил своим трудом и не знал настоящей цены своим произведениям, вероятно, и было причиной его денежных затруднений и той нужды, которую он испытал в последние годы своей жизни.

К концу сороковых годов XVII века наступил тот хаос в семейных и денежных делах Рембрандта, который привел к его полному разорению. Воркотня и брань старой Диркс и ужасный беспорядок, царивший в его хозяйстве со времени водворения в доме несносной старухи, отказать которой он не решался, заставляли его искать покоя и развлечения вне дома. Но Рембрандт, воспитанный в строгих правилах нидерландской протестантской семьи времен освобождения, не мог удовлетвориться шумными пирушками и необузданным разгулом холостой жизни. Домашний очаг с его радостями и заботами, тихая домашняя жизнь, полная труда и любви, – вот что влекло сына Корнелии Нелтье. В 1648 году, видя, что избалованная и ленивая Гертье не в состоянии справиться с хозяйством, Рембрандт решился взять ей в помощь другую служанку, молодую крестьянку Хендрикье Стоффельс, едва умевшую читать и писать. Он думал, что кроткая и неиспорченная деревенская девушка сумеет смягчить капризную кормилицу. Но дело только осложнилось. Мало-помалу Рембрандт так привязался к скромной и доброй Хендрикье, которой было суждено сделаться его верной подругой и опорой в старости, что поставил ее в своем доме в положение хозяйки. Между тем Диркс в качестве бывшей кормилицы маленького Титуса считала себя вправе вмешиваться в дела своего господина. Начались сцены ревности, попреки памятью Саскии, грубые выходки со стороны старухи. Наконец Рембрандт потерял всякое терпение и отказал Диркс от дома. Но она не покорилась его решению и подала в суд иск на своего бывшего хозяина, требуя удовлетворения за какие-то будто бы понесенные ею убытки. Чтобы наконец отделаться от этой женщины, ван Рейн должен был назначить ей пожизненную пенсию в 160 флоринов в год.

Нет сомнения, что все эти тревоги и неприятности плохо отзывались на деятельности великого художника. Общественное положение его пошатнулось. Сплетни, сперва смутные и неопределенные, стали принимать все более и более резкий характер. Между тем как любовь красавицы Форнарины придавала еще большее поэтическое сияние имени Рафаэля, Рембрандту ставили в укор то, что он, сделавшись одиноким, искал утешения в преданности скромной и кроткой подруги. Буржуазия относилась не совсем дружелюбно к его семейному быту, знакомые из высшего круга начали избегать его. Заказы стали делаться реже; кредит художника пошатнулся. Через год, когда у Хендрикье родилась дочь, названная, в память матери ван Рейна, Корнелией, молодая девушка была вызвана в духовный суд, и пастор сделал ей публичный выговор за ее поведение. Рембрандт не подвергался подобным унижениям, так как принадлежал, по предположению его биографов, к секте анабаптистов и не подлежал ведению протестантской консистории.

Доходы уменьшились, а расходы росли. Страсть к роскоши, к красивым и дорогим вещам и привычка удовлетворять ее, не соразмеряясь со средствами, слишком укоренилась в Рембрандте, чтобы он мог ей противиться. С другой стороны, желание хоть сколько-нибудь обеспечить Хендрикье и ее ребенка также побуждало его искать пути к приобретению денег. Известно, что он занимал у своих друзей довольно значительные суммы. Куда же они могли исчезнуть? Может быть, по существовавшему в то время обычаю, ван Рейн пускал их в оборот, доверяя своим знакомым из еврейского квартала. Но едва ли все эти предприятия мечтателя-художника, вечно погруженного в мир грез и образов, вовсе не одаренного ни практической сметкой, ни деловитостью афериста, могли быть удачными. Богатства они ему, во всяком случае, не доставили.

Уже в 1647 году Рембрандт не мог вовремя внести срочный платеж за дом. Ему стоило большого труда уладить это дело. Но с тех пор расстройство его материального положения все росло, несмотря на все старания художника восстановить в нем равновесие. К тому же финансы Голландии в это десятилетие значительно, хотя и ненадолго, поколебались. Обнародованный в 1651 году Англией «Акт мореплавания», запрещавший голландским кораблям ввозить в Великобританию иноземные товары, до известной степени подорвал торговлю Соединенных Провинций, а несчастная война с Кромвелем опустошила их казну. В Амстердаме и других приморских городах начались банкротства; коммерческие обороты сократились. Такое положение вещей неминуемо должно было отзываться и на стоимости художественных произведений. В прежние годы каждый портрет, каждая картина приносили Рембрандту шестьсот флоринов; теперь ему не хотели платить и шестидесяти. Да и сама мода под влиянием французских вельмож, посещавших Нидерланды (маршал Тюренн, портрет которого писал Рембрандт, прожил весь 1649 год в Голландии), изменилась; с нею извратился и эстетический вкус голландского общества. Сильные, реалистические картины Рембрандта, скорее полные художественной правды, чем красоты, их оригинальный колорит уже не находили в художественных кружках Амстердама той оценки и того безусловного поклонения, что прежде. Развитие его творческого гения шло вразрез с требованием рынка. Около 1645 года в его манере писать наметилась коренная перемена. Золотистый тон его картин переходит в темно-коричневый; на этом фоне особенно эффектно выделяются яркие блики. Выражение лиц становится более угрюмым, суровым. Зато движения кисти художника, широкие и смелые в молодости, в этот второй период его творчества отличаются мягкостью, резкость контуров исчезает; не теряя рельефности, они гармонически сливаются в одно прекрасное целое.