Рембрандт должен умереть - [21]

– Но вы могли бы и без всяких картин договориться здесь с властями. – Ивану еще не все понятно в федяевской мотивации. – Ведь вы наверняка многое знаете, что можно рассказать, ну, кому там… ЦРУ…

– Стать предателем? Знаете, Иван, у меня все же есть кое-какие принципы. И прятаться пришлось бы всю жизнь от наших доблестных разведчиков с полонием за пазухой.

– Одна моя знакомая говорила: принципов у меня немного, зато они очень гибкие, – замечает на это Иван.

Федяев снова наполняет чаем обе кружки: чашек в доме пока не водится. Он принципиально игнорирует все выпады Штарка, как и в Москве. Ивану начинает казаться, что этому человеку в самом деле все равно, что о нем думают, если он добивается своего.

– Что-то я совсем не понимаю своей роли в этой истории. Вы знаете, у кого картина – или все картины, не знаю, – вы можете их выкупить и вернуть. Зачем было впутывать меня в это дело? Софью я не видел больше двадцати лет.

– Дело в том, Иван, что ситуация сейчас довольно неопределенная. Я пока не знаю, как поведет себя, с одной стороны, ФБР, а с другой – ваша Софья. Мне нужно, чтобы в самом худшем случае – например, если меня возьмут под стражу, – вы организовали передачу картин моим адвокатам, а денег – Софье. Как вы уже поняли, я довольно тщательно сделал домашнюю работу и, мне кажется, нашел человека, который не только внушит доверие продавцу, но и добросовестно соблюдет интересы обеих сторон. О вас говорят как о человеке дотошном и щепетильном. Мне очень хочется, чтобы так было на самом деле. Потому что, с одной стороны, мы не можем всучить музею фальшивку – это похоронит все мои планы в Америке, и придется-таки покупать яхту и курсировать между островами. А с другой стороны, будет очень плохо, если в процесс вмешаются ребята из ФБР и сами все заберут. Тогда я буду им ни к чему, но вопросов ко мне появится очень много, как вы понимаете. Сейчас мои разговоры с федералами относительно беспредметные – они не знают, что я собираюсь предложить. Так что вам надо действовать быстро. Мы и этот день не должны были терять, но так уж вышло.

На этом месте их грубо прерывают. В прихожей становится шумно, и через мгновение в кухню вваливается Миша с разбитым в кровь лицом: ему явно продолжает не везти. Мишины руки скованы за спиной пластиковыми наручниками. Следом шагает, нахмурив густые брови, Молинари со своей пушкой.

– Я привел вашего парня. Мне надоело сидеть в машине.

– Это и есть попутчик, на которого отвлекся Миша? – интересуется Федяев, не обращая внимания на кожаного и откровенно разглядывая Молинари.

– Да. Мне нужен был кто-нибудь, кто в теме про эти картины, – оправдывается Штарк. – Но мистер Молинари оказался слишком инициативным.

– А где водитель, мистер Молинари? – Английский Федяева впечатляет: акцент имеется, но сразу определить, откуда он, было бы сложно. Все-таки нынешние чиновники не в пример образованнее прежних, думает Штарк. Просто от народа они это скрывают.

– Том. Никто не зовет меня «мистер Молинари», – отвечает сыщик. – Водитель отдыхает в машине. У него разболелась голова, но он не может бросить руль, потому что крепко к нему приделан.

– Том, вы, как я понимаю, специалист по гарднеровским картинам?

– Ну, можно сказать и так. А вы – парень с первой полосы «Нью-Йорк Таймс»?

– Сегодня – однозначно. Иван, объясните, пожалуйста, вашему другу, что я стараюсь сделать. Возможно, он поймет нас с вами и согласится поучаствовать в деле, раз уж вы его все равно втянули. По крайней мере, он, кажется, удачливее Миши. – Федяев переводит взгляд на своего посланца, пытающегося плечом вытереть кровь с правого глаза. – Миша, тебе надо домой, в Москву. Я надеюсь, Том согласится доставить тебя к самолету.

– Я не работаю на вас и не собираюсь, – замечает в ответ Молинари. – Сами везите его в аэропорт, если хотите.

– Иван, все же введите, пожалуйста, Тома в курс дела.

Штарк кратко излагает содержание разговора, прерванного явлением подконвойного Миши. Выслушав, Молинари некоторое время молчит, глядя то на Штарка, то на Федяева.

– О’кей, все это, пожалуй, логично. Закажите своему приятелю билет до Москвы, только в аэропорт мы с Иваном поедем вместе. А потом полетим в Бостон.

Билеты покупает и распечатывает Иван: Федяев не умеет пользоваться системой бронирования. Пока он не наймет штат, в Америке ему будет непросто.

9. Дело техники

Бостон, 1990

Джимми Салливан в третий раз перечитывает первополосную статью в «Бостон Херальд» и не может поверить своим глазам. «Буря на море Галилейском»? Вермеер? Мане? Какого хрена, ведь Дейв с Джорджи опытные, неглупые ребята, они должны были взять только то, что можно продать, да и музей, возможно, не стал бы поднимать шум из-за пропажи второстепенных вещиц. Китайского кубка, наполеоновского штандарта, каких-то сраных набросков Дега… Никто не ходит в музеи посмотреть на такую мелочь, это просто гарнир к главным блюдам. Такие штучки нужнее маньякам-коллекционерам: если ты собираешь тысячелетнюю китайскую посуду, то будешь трястись над кубком из музея, будто это Святой Грааль. Хорошее, правильное ограбление – это когда берешь мелочовку и находишь на нее правильных покупателей. Ограбленные музеи часто даже не сообщают в полицию: если меценаты узнают, они могут в следующий раз придержать денежки или потребовать увольнений.