Рэмбо под Южным Крестом - [3]

«Сообщаем, что ваш брат Джеймс Пери похищен крокодилами. Крокодилы требуют алмазы. Судьба Джеймса Пери зависит от каждой фазы луны. Просим срочно прислать опытного детектива.»

Когда Ральф Пери обратил наконец свое внимание на два главных глагола сообщения — «похищен» и «требуют», — ему стала понятна суть происшедшего. Осталось только снять флер с экзотического антуража. Он показал текст знакомому африканисту, и тот, не задумываясь, пояснил, что Джеймс Пери похищен тайным обществом людей-крокодилов, которые требуют за него от синдиката выкуп алмазами. Причем, вероятно, угрожают ритуальным убийством, если их требования не будут выполнены к той или иной фазе луны.

— Но брат говорил мне, что при синдикате существует «алмазная полиция», — вспомнил Ральф Пери. — Именно она следит за утечкой камней и путями их перемещения. Зачем им еще детектив?

— Я думаю, — высказал осторожное предположение африканист, там, где замешаны древние религиозные культы, местная полиция находится в крайне щекотливом положении.

— О каких культах вы говорите, если речь идет о самой банальной уголовщине! — возмущению Ральфа Пери не было предела.

— Там об этом думают иначе, — мягко возразил этнограф. — Это Африка. И когда они просят прислать им опытного детектива, то, конечно же, не имеют в виду полицейского комиссара, обезвредившего десяток-другой бруклинских банд. Им нужен человек, который, кроме всего прочего, прекрасно знал бы джунгли и мог выжить в них. И, естественно, пользовался бы вашим полным доверием — ведь речь идет о жизни вашего брата.

Ральф Пери откинул голову и болезненно поморщился. Но ведь нельзя испытывать судьбу, постоянно находясь на грани выживания! Когда Рэмбо доставил целым и невредимым его сына Тома, Ральф Пери дал себе слово сделать все, чтобы оградить этого человека от мук и страданий, уже достаточно выпавших на его долю. Он отвез Рэмбо на свое ранчо во Флориде и предоставил ему полную свободу, которая, по его мнению, помогла бы ему скорее забыть кошмарные дни, проведенные в Иране. И вот теперь он, Ральф Пери, должен был сам не только лишить Рэмбо этой свободы, но и просить его снова жертвовать собой, теперь уже ради своего брата. Ведь выбора у него не было, потому что не было другого человека, которому он мог бы полностью довериться, и в котором нуждался синдикат.

Ральф Пери поблагодарил африканиста и отпустил. Теперь предстояла встреча с Рэмбо, и он представления не имел, с чего ему следует начать разговор. Во всяком случае, с чего бы он ни начал, суть его останется неизменной. И Ральф Пери понял, что его смущает форма, в которую должна быть облечена его просьба. А может, предложение? Или — мольба? Ему очень не хотелось обидеть Рэмбо своей назойливостью и тем самым создать о себе ложное представление. Но ведь речь идет о его родном брате Джеймсе! Неужели для того, чтобы вызвать к нему сострадание, нужно лицемерить и изворачиваться? Вот этого-то Рэмбо как раз и не поймет. И не нужно с ним хитрить.

Ральф Пери нажал кнопку селектора и предупредил помощника, что через два часа вылетает на ранчо.

— Держись, Джони, держись! Еще немного!

Берейтор смотрел то на секундомер, то на Рэмбо, который держался на этом норовистом необъезженном жеребце уже полторы минуты. Жеребец, испуганно тараща крупные, налитые кровью глаза, храпел от возмущения, поднимался на дыбы и вдруг, падая на передние ноги, взбрыкивал, вскидывал задом, стараясь сбросить с себя седока. Рэмбо казалось, что его взбалтывают, как коктейль в миксере. Он то оказывался на шее жеребца, то его бросало на круп, и каждую секунду он готов был вылететь в правую или левую сторону.

— Стоп! Молодец, Джони, ты выдержал две минуты.

Берейтор, медленно перебирая руками длинный повод и ласково успокаивая жеребца, подошел к нему и взял под уздцы. Рэмбо неловко спрыгнул и встал, растопырив ноги. Колени его дрожали. Но он был доволен: не каждый бы мог удержаться две минуты на этом породистом дьяволе.

У Ральфа Пери на ранчо была лучшая конюшня скаковых лошадей не только в штате, но, пожалуй, и на всем восточном побережье. За последнее десятилетие не было ни одного соревнования, которое могло бы огорчить ее владельца.

Здесь, на ранчо, Рэмбо впервые серьезно задумался о своем жизненном предназначении. Черт побери, кто внушил ему, что он автомеханик? И неужели он и в самом деле не мог жить до сих пор без всех этих прогоревших цилиндров и выхлопных труб, лопнувших мостов и карданных валов, дефектных поршней и пальцев, всего того бездушного металлолома, из которого и состоит любая машина — скопище вони и грязи? Да нет, просто ему казалось, что больше он ни к чему не приспособлен. Работа в мастерских помогала ему пережить трудные времена. Она была не душевной потребностью, а средством, с помощью которого он выживал. Его учили выживать, и он выживал в любых ситуациях.

На ранчо он понял, что, оказывается, работа может быть не гнетущей необходимостью, а светлой радостью, сравнимой разве что с воспоминаниями детства.

Это осталось в памяти, как детский сон. Мать повезла тогда маленького Джони в Скалистые горы, чтобы показать своим родственникам навахо. Тогда его впервые и посадили на лошадь, чтобы дать почувствовать себя настоящим индейцем. Старый морщинистый вождь, или потомок вождей, с длинными седыми космами, которые были подвязаны на лбу кожаным ремешком, водил на поводу вокруг себя дряхлую гнедую кобылу, а Джони сидел на ее жестком костлявом хребте, замерев от восторга и счастья. И все навахо окружили тогда его и, улыбаясь, смотрели, как мать испуганно бросалась к своему Джони, когда ей казалось, что вот сейчас он упадет и расшибется.