Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - [10]

После ритуала пришло время прощаться Ефиму с родными. Вначале подошёл к сестре, которая была на него очень похожа, оба были светловолосыми.

– Лена, ты должна остаться в доме за хозяйку, точнее, за хозяина. За меня. Может, и с пчёлами управишься?

– Я постараюсь, брат, – давясь слезами, ответила она.

– С Наташей живите дружно.

Подошёл к жене и детям – трём дочерям. Младшую, Галю, взял на руки, а старшие обняли его с двух сторон. Он им говорил:

– Несмотря ни на что, учитесь, не бросайте.

Подошёл и обнял брата (моего папу) и сказал:

– Я жду тебя там, брат… – и не уточнил, где.

А меня приподнял на руках:

– Ты, малыш, будешь продолжателем нашего рода и фамилии, если мы не вернёмся.

Ефим вышел во двор, где его ожидал верный Рыжик, который ещё не догадывался, что их обоих дальше ожидает. Дядя обнял за шею своего коня, а когда повернулся к людям, по его щекам катились слёзы. Но он сумел сказать прощальные слова:

– Простите, люди, если было что не так. Прощайте.

Он сел на коня. Почти все провожающие плакали, а некоторые рыдали в голос. Поняли все, что потеряли в эти минуты и хорошего председателя, и самого красивого и быстрого коня. Ефим выехал со двора, все ринулись за ним, но он помахал рукой и поскакал в страшную неизвестность.

Мой папа потом спросил меня:

– Знаешь, почему дядя Ефим обнял коня и заплакал?

– Нет, не знаю, скажи.

– Рыжик наш конь, его ещё жеребёнком забрали в колхоз вместе с другими лошадьми и его матерью, во время коллективизации. Забрали и сбрую, и инвентарь – плуги и бороны. Когда Ефима выбрали председателем, а ему полагалась ездовая лошадь, он сразу выбрал Рыжика и всюду ездил на нём. Но дома держать не имел права, и приходилось каждый день вечером его отводить в колхозную конюшню, а утром оттуда забирать.

Глава 7. ЛИДА-АТАМАНША

Вдалеке шла война, которая нас, детей, касалась только косвенно. И мы оставались детьми. Жила у нас в деревне девочка Лида Ворончихина. Её отец Пётр работал мельником. Он был инвалидом, потерял ногу во время работы на железнодорожной станции Балезино. Жили они не бедно. Пётр каждый день ходил по нашему переулку на мельницу и обратно на своей деревянной ноге. Их дом стоял на главной улице деревни, на повороте в наш переулок. Во дворе у них были качели, и мы с ребятами там часто собирались. Нас приглашала Лида. Она была маленького роста, хотя старше меня и моих сверстников на два года и училась на два класса выше. Ей было уже 11 лет, а нам по 9 или около того, но выглядела она даже моложе нас. В своём дворе она организовывала, кроме качелей, всякие игры, конкурсы. После игр шли купаться, и опять во главе шла Лида.

В конце главной улицы в низине протекала речка, через которую был мост и небольшая плотинка, которая образовывала небольшой пруд, как нельзя более подходящий для купания детворы – глубина чуть выше пояса, для тех, кто не умел плавать. Лида первой подходила к берегу и одним движением руки сбрасывала с себя платьице, будто мешок, и, совершенно голая, прыгала первой в воду. В то время трусов и плавок никто не имел. Мы, мальчишки – нас около шести – следовали её примеру и тоже голышом заскакивали в воду. Мы барахтались там по полчаса, пока вода не становилась мутной – нам было весело и прохладно. Потом атаманша командовала: «Ребята, кончай купаться!» – и первая выходила из воды, но не спешила одеваться, а прогуливалась вдоль берега, словно на подиуме показа мод. Мы тоже не стеснялись на неё смотреть. Перед нами ходила обнажённая маленькая, худенькая, но стройная девчушка, показывая свои «прелести». Правда, «прелесть» у неё была лишь одна, а другие ещё не сформировались. Вот за эту «прелесть», которую нам она не стеснялась показывать, ребята её прозвали Пичи Питюк, в переводе «маленькая писька». Но никто не смел её так называть в глаза, только тихонько между собой.

В один из таких дней, когда все уже оделись и пошли в деревню, Лида сказала приказным тоном:

– Ребята, завтра идём собирать землянику на вырубки за мельницей. Сбор в 8 часов у конюшни!

Мы все подняли руки и крикнули:

– Ура-а-а-а!

Назавтра все дружно собрались. Пришли ребята, мои одноклассники с ворончихинской половины деревни. В компании лишь я один Фёдоров оказался. Лида повела нас на мельницу. Там встретилась с отцом, и минуту с ним о чём-то поговорила. Затем мы гурьбой двинулись к мосту через реку Сепыч и успешно её форсировали. За мостом располагалась большая ровная зелёная лужайка, где мы устроили «игру-гадалку». По ней определяли, кто сколько соберёт ягод. Бросали вперёд каждый свою, пока пустую, посуду: стаканы, кружки, чашки, банки – у кого что было, и определяли: посуда лежит вверх дном – будет пустой, на боку – половина, стоит на дне – будет полна.

Дошли до вырубки, и тут уже началось настоящее соревнование – кто больше наберёт. Ягод было много, Лида знала хорошие места. Большинство набрало полные свои посудины. Мы с Геной в том числе, а вот его двоюродный брат Ваня (он отличался раскосыми глазами) набрал меньше всех ягод.

Наша Лида и зимой нам покоя не давала. Находила пьесы и вечерами, в неотапливаемом клубе, при свете коптилки (лампы без стеклянной колбы) разучивала с нами роли. Помню, мне как-то досталась роль пожилой женщины. Лида была режиссёром и постановщиком в одном лице, и роли распределяла тоже она. Девочек нашего возраста было всего двое, и они не были очень активными, поэтому мне пришлось надеть и повязать платок и сыграть женскую роль. В таком виде я и выступал перед публикой, которая приходила посмотреть на наши чудачества.