Реликт - [6]

В окнах приближающегося дома скромно белели занавески, но Андрею хотелось увидеть за ними густой электрический свет, а света не было. Он в недоумении огляделся — нигде по улице не торчали столбы с белыми чашечками изоляторов, и провода не тянулись от дома к дому.

Тоска. Видно, и почитать не придется…

За изгородью мелькнуло что-то темное, большое, лохматое, но через секунду Андрей понял, что это человек: он выпрямился и теперь стоял с охапкой дров у груди и смотрел на улицу.

— Федор, отворяй! — крикнул Семен Карпович и отчего-то засмеялся.

Заслышав знакомый голос, Федор отшвырнул дрова и скрылся за воротами. Треснул засов. Створки ворот дрогнули.

Из глубины двора долетел неуверенный лай, и тут же другие собаки подхватили его, и начался гвалт.

Когда лошадь медленно входила в ограду, перед ней заметались раскормленные псы, но она не обращала на них никакого внимания и только упершись мордой в стену амбара, встала.

Федор прикрикнул на собак, и они, огрызаясь, унеслись обратно в темноту, за постройки.

— Заходь в избу, — сказал Федор. — Без вас управлюсь, — и погладил уставшую лошадь по мокрой морде.

Семен Карпович неожиданно присел и стал собирать рассыпанные дрова. Андрей поторопился сделать то же самое, но получил только два полешка.

В сенях Андрей притормозил и стал ждать, когда Семен Карпович откроет дверь. Было слышно, кк его рука шарит в поисках ручки. Наконец дверь подалась, и Андрей увидел слабый отблеск света на стене, различил что-то громоздкое, подвешенное к потолку. Фигура Семена Карповича мелькнула в проеме, послышался звук сыплющихся на пол дров. Тогда он вспомнил, что тоже держит два полена, и, пригибаясь, чтобы не стукнуться о притолоку, переступил порог.

Первое, что Андрей признал, была русская печка. Она как бы стояла на страже, занимая полкомнаты.

Он осторожно опустил свои поленья на кучу дров перед печкой и вышел на середину комнаты. У окна на столе горела закопченная керосиновая лампа. Большое зеркало на противоположной стене отражало эту лампу, бледную поверхность стола, мутные стекла шкафчика, и оттого казалось, что комната очень большая. Андрею стало тоскливо и одиноко, тем более что Семен Карпович исчез.

Что-то шевельнулось в стене, и Андрей увидел, как в комнате появился Семен Карпович, уже раздетый, в одной рубашке и брюках, в белых носках. Андрей понял, что из-за штор не заметил входа во вторую комнату. В той комнате было по-прежнему темно, и только раздавались какие-то странные звуки.

— Проходи, раздевайся, — сказал Семен Карпович и уселся на табуретку перед столом.

Андрей повесил куртку на гвоздь, постоял, как бы раздумывая, а затем, стянув сапоги, осторожно двинулся через комнату к Семену Карповичу.

В соседней комнате кто-то кашлянул. Андрей посмотрел на мрачные шторы. Из-за них показалась хозяйка с чем-то большим и белым в руках.

Фарфоровое блюдо поблескивало пустой поверхностью. Она держала его у груди, как щит.

Хозяйка приблизилась, и Андрей разглядел, что она ростиком с брата и что у нее такое же сухое лицо, и вообще она здорово походила на Семена Карповича — или это лишь казалось из-за непривычного света ленивой лампы?

— Сема, — сказала она тихо, — слазь в подпол.

Семен Карпович поднялся, откинул рукодельную дорожку из пестрых лоскутков и вырвал массивную крышку за железное кольцо.

— Посвети, — сказал он Андрею.

Тот аккуратно снял со стола тяжелую лампу и наклонился над квадратной черной дырой.

— Да не суетись ты, — сказал Семен Карпович и, взяв лампу, поставил ее на пол. — Когда скажу — посветишь.

Мелькнули белые носки, а затем на мгновение Андрей увидел рядом с лампой крепкие пальцы Семена Карповича, которые упирались в половицу. Последним в черной проруби исчезло напряженное лицо, и Андрей услышал приглушенный голос.

Через полчаса они вчетвером ужинали.

Федор то и дело плескал самогон в граненые стаканы и приговаривал:

— Ты, дьячок, не стесняйся, лопай.

Андрей в ответ молча улыбался, важно поглаживал редкую бороденку и не переставая жевал. А начал он закуску с груздей, залитых свежей сметаной. Затем ему на глаза попался копченый глухарь. Следом за ним пошла моченая брусника, которую он заел окороком и добил ее хрустким огурцом.

— Эх, Семен, Семен, — сказал хозяин. — Тесно живете, в суете. То ли дело я. Сам себе и бог, и царь, и председатель. Глянь — закрома ломятся. Вот вы горбатитесь, горбатитесь ради лишнего центнера сена для своей коровки, а я поставлю вашему же колхозному механизатору поллитровку — и наутро у меня во дворе уже и сено, и солома, и дровишки. И никто не пикнет, потому что от глаз людских далече.

— А если прижмет, — сказал Семен Карпович и внимательно посмотрел на Федора. — Если, не дай бог, хвороба прицепится?

— Да я веничком березовым из себя любую дрянь выбью, понял? А коли загнусь, то туда, значит, и дорога. И так нагулялся, хотя и еще погулять хочется.

Федор звякнул горлышком о край стакана и вперился в Андрея, который, набив желудок, передыхал.

— Вот тебе, инженер, нравится наше житье-бытье?

— Ничего, сытно, только скучно… без телевизора.

Федор плеснул в себя полстакана самогона, пихнул в рот кусок сала и, прожевав его, захохотал.