Реквием в Вене - [41]

— Вы недолюбливаете господина Малера по личным причинам, не так ли? — спросил Гросс.

— Я не знаком с ним на таком уровне и не стремлюсь к этому.

— Вы никогда не встречались с ним? Никогда не были на репетиции?

— Я вижу, к чему вы клоните, — фыркнул Хасслер, откидываясь в кресле и кивая в сторону Гросса. — Вы пытаетесь представить все так, что я не знаком близко с Малером и его режимом. Что я вываливаю на страницы вороха инсинуаций и ничем не обоснованных мнений. Но я хочу сказать вам, доктор Гросс, что у меня имеются свои источники. Я также посещаю многочисленные репетиции, так что знаю, что происходит за сценой. Я был свидетелем того, как Малер запугивал своих певцов, своих музыкантов.

— Как эту несчастную фройляйн Каспар? Я полагаю, вы присутствовали на той репетиции, когда она была случайно убита. Ваша последующая статья представляла собой такие доводы, что я счел, что вы наблюдали инцидент лично.

Хасслер провел указательным пальцем по своему шраму.

— Конечно, это чрезвычайно печальный случай. Но нет, я не присутствовал при этом лично. Сведения поступили от одного из моих источников в опере, своими глазами видевшего эту трагедию. Но это совершенно не значит, что мои сведения не стопроцентно точны. Я не могу присутствовать в различных местах одновременно. В тот день мне надлежало участвовать в совещании в Граце.

Гросс ничего не сказал, полагая, что Хасслер скажет что-то еще, что подтвердит его отсутствие.

— Так что успеха вам в этом деле, — выпалил Хасслер. — Передайте мне устрашающее предостережение от господина гофмейстера и дайте мне продолжать мою работу. Или вы вообще пришли ко мне только из-за этого? В чем, собственно, заключается ваше дело, доктор Гросс? Почему вас так интересует мое посещение репетиций?

— Я просто надеялся удостоверить некоторые факты.

— Относительно чего?

Вместо ответа на этот вопрос Гросс просто встал и вежливо кивнул:

— Благодарю вас за время, которое вы уделили мне, господин Хасслер. Как вы говорите, теперь я даю вам возможность продолжать вашу работу.

— Можете передать Монтенуово и его приспешникам, что я принадлежу к числу тех журналистов, которых не запугаешь. Я буду продолжать печатать правду, пока Малера не отправят паковать чемоданы.

Последние слова были высказаны уже в спину Гроссу, когда он проходил мимо секретаря, восседавшего с удивленным лицом в приемной комнате.

В Альтаусзее на следующий день, в четверг, Вертен боролся с непокорным велосипедом. Он не ездил на велосипеде с тех пор, как вырос из коротких штанишек. Едва ли это было его представлением о хорошем времяпровождении, но адвокат изо всех сил крутил педали просто для того, чтобы не отстать от Малера, опытного велосипедиста. Они выехали час назад с виллы Керри. Извещенный о решении Вертена отправиться в Вену, Малер решил, что их прощальная прогулка должна стать чем-то незабываемым. Все это выглядело так, как если бы композитор наказывал Вертена за его грядущий отъезд. Малер был таким человеком, пришел к выводу Вертен, который истолковывал малейшее изменение в планах, могущее повлечь за собой какие-либо неудобства для него самого, как проявление предательства. Весь мир должен был вращаться вокруг него. То, что создавало помехи планомерному обращению этой солнечной системы вокруг одного человека, предавалось анафеме.

Кожаное сиденье болезненно впивалось в мошонку Вертена; ляжки начала сводить судорога от длительного подъема по склону холма — они ехали по бычьей тропе, пересекавшей южное основание горы Лозер. Тропа туда-сюда извивалась бесчисленными зигзагами, но угол наклона все равно был крутым. Малер наслаждался прогулкой. Вертен обливался потом и чувствовал себя отвратительно, но упорно вращал педали — адвокат был не из тех, кто легко сдается или уступает.

Малер продолжал уходить все дальше и дальше вперед. Вертен вскоре потерял из виду одетого в черное музыканта, который выиграл достаточное расстояние, чтобы быть на дальнем конце каждого витка, уже заворачивая за западный угол, когда Вертен только появлялся на восточном, и наоборот.

Потеряв Малера из виду, Вертен постарался отвлечься от малоприятного занятия с помощью обзора событий прошедших дней. Он остановил велосипед, слез с него и пошел пешком, ведя машину рядом и не сбавляя темпа, невзирая на боль в поврежденном колене.

Вертен получил ответную телеграмму Берты во вторник вечером и был глубоко разочарован тем, что у него больше нет готового предлога вернуться в Вену раньше, чем он планировал. Однако адвокат не показал и вида, встретил нового служащего, Вильгельма Тора, на железнодорожной станции в Альтаусзее и получил от него дело Малера. Вертену потребовалось всего несколько минут, чтобы понять, почему Берта остановилась на этом человеке, полной противоположности Унгару. Вертен знал, что она должна была испытать сострадание к его довольно робкому поведению. Но, поговорив с ним, Вертен пришел к заключению, что Тор производит впечатление достаточно основательного человека. Не такого, с которым захотелось бы распить бутылку вина, но, в конце концов, предполагалось, что он является служащим, а не близким другом.