Реквием - [14]

— И еще, падла, хоть пальцем девчонку тронешь — вернусь и кастрирую. Яйца отрежу и сожрать заставлю. Понял? Понял, я спрашиваю?

— Таааки Дашка тебя привела, сука малолетняяя.

Звук удара:

— Это ты сука и тварь гнилая. Понял, что я сказал?

— Понял… Не бей. Все понял. Не трону дрянь. Мамой клянусь.

Еще один удар.

— Никогда не клянись самым святым, урод.

— Не буду клясться, только не бей, ты мне почки отбил… ааааа.

— Ничего, в больничке поваляешься, харчи казенные на халяву похлебаешь и протрезвеешь заодно.

— Оххх… ребра сломал.

— Не скули, тварь. Скажи спасибо, что живой. Урыл бы суку. Пальцы повыдергивал.

Я судорожно выдохнула. Нельзя мне теперь домой. Отец оклемается и убьет меня. Ни в какую больничку не поедет. Он все на мне выместит. Я медленно спустилась по ступенькам и посчитала деньги. Мало, конечно. Ни на что особо не хватит. Посмотрела на шикарную тачку парня. Мерседес. У нас я таких не видела. Красивый, черный, блестит от капель росы. В этот момент Вор вышел из подъезда, направляясь к машине. Я спряталась, присев сбоку.

Он подошел к багажнику, открыл и достал оттуда какую-то папку, в этот момент его мобильный затрещал и он закурил, ответил на звонок, повернувшись к дому и спиной ко мне.

— Да. Разобрался, нашел. Завтра буду в столице. Все отлично. Давай. Связь тут плохая.

Когда он обернулся, чтоб захлопнуть багажник, я уже удобно устроилась там на каком-то одеяле, прикрылась и молилась, чтобы Вор меня не заметил. Он и не заметил, а у меня адреналин шпарил по венам и гудел в ушах. Понимала, что творю нечто сумасшедшее, безумное. Только назад дороги не было, ни в интернат, ни к чудовищу я не вернусь. А вот в столицу я хотела попасть.

Когда машина заревела и сорвалась с места, Вор включил обогрев и стало тепло, а потом на всю врубил музыку.

Я лежала, спрятав руки под мышки, чтобы согреть замерзшие пальцы. Даже задремала. Про голод совсем забыла.

Когда выныривала из сна, думала о том, что теперь начну другую жизнь. Пусть и на улице первое время, но зато подальше от этого проклятого места. Может, братьев найду. Они взрослые уже все.

Ближе к утру машина остановилась, и я затаилась, прислушиваясь. Усмехнулась. Понятно, человеческие потребности никто не отменял. Напрасно я расслабилась, потому что крышка багажника резко открылась и меня за шкирку выволокли наружу, швырнули на обочину, и я проехалась животом по асфальту. Шапка в кусты отлетела.

— Это что за гребаный сюрприз, а? Совсем охренела, мелкая?

Вор курил и смотрел на меня исподлобья, пока я вставала, искала шапку. Рассвет топил трассу в сером тумане и срывались мелкие капли дождя. Ветер крутил оранжевые смерчи листьев прямо у меня перед носом.

— Нельзя мне там оставаться, — сказала я, отряхивая колени, — ты его, а он меня потом.

— В интернат свой иди, — Вор нахмурился, делая сильные затяжки и выпуская дым с паром вместе.

— И туда нельзя. Понимаешь? Нельзя.

— А мне какая разница? — он пожал плечами, руки в карманы сунул, зажимая сигарету зубами.

— Никакой. В столицу подбрось.

Вор усмехнулся. Унизительно осмотрел меня с ног до головы.

— И что ты там делать будешь? Работу искать? Тебе ж, наверное, и пятнадцати нет. Давай, девочка, вали обратно в Мухосранск свой. Никто тебя в столице не ждет. Не будь идиоткой. Я недалеко отъехал. Деньги на автобус у тебя есть. Ты ж конфеты не купила?

— Не купила, — буркнула я.

Он выкинул окурок и направился к машине, а я бросилась следом и вцепилась ему в руку. Если уедет — конец мне. Идти совсем некуда. Меня менты сцапают и в интернат вернут.

— Пожалуйста, отвези. У меня там братья. Я найду их. В интернат нельзя. Там нас… там…

Он обернулся и стиснул челюсти, глядя мне в глаза, и я снова подумала, что взгляд у него невыносимый, очень тяжелый.

— Что у вас там?

— Что? Продают папикам-педофилам всяким. Это вам по телеку показывают чистеньких деток с несчастными глазами, а там ад. Понимаешь?

Он усмехнулся ровно на секунду, а потом сгреб меня за капюшон.

— Врешь.

— Зачем? Думаешь, мне нравится у отца жить? Но лучше побои. Я в интернат не вернусь.

— Зачем? Чтоб на жалость надавить. Я тебя сам сейчас в интернат отвезу. В столицу она хочет. Совсем дура, что ли? Кому ты там нужна? Книжек начиталась? Фильмов насмотрелась?

— Отвезешь — я сбегу. Какая разница. Не буду я там. Не хочу… страшно мне.

— А я, значит, не страшный по-твоему? Может, я хуже всех этих папиков вместе взятых. Ты не знаешь, кто я.

— Не страшный. Ты меня не обидишь.

Засмеялся, но зло и мрачно, склонился к моему лицу.

— Дура наивная. А на улице в столице думаешь, не страшно? — прорычал и сдавил пальцами мои скулы. Я быстро заморгала, но взгляд не отвела.

— Везде страшно, но там страшнее… Там детей продают.

Он долго мне в глаза смотрел, словно пытался понять, не лгу ли я. Потом молча оттащил к машине и затолкал на переднее сидение. Когда не развернулся, а поехал по прямой, я с облегчением выдохнула. Выиграла. Странно, но хищник почему-то мне поверил и пожалел. Хотя он совсем не похож на тех, кто хоть кого-то в своей жизни жалеет.

Через несколько километров мы остановились на заправке, и Вор таки купил мне конфеты, а еще сэндвич и стакан с какао.