Реквием - [36]

— Ничего такого я не говорю. И вообще, подобные вопросы каждый решает самостоятельно. Просто тебе нельзя забывать, что она несчастное существо, как ты сам выразился. Человек, которому никогда и ни в чем не везло.

— Так же как и мне.

— Верно, однако ты близок к тому, чтобы как-то выпутаться, я даже уверен, что ты выпутаешься. А вот ей именно сейчас, может быть, труднее, чем когда-либо. Так что ты бы мог ее пощадить, насколько это возможно.

— Как я могу ее пощадить?

— Вот, например, зачем вам непременно встречаться в «Софии», если ты видишь, что туда приходит Лили, смотрит на вас и злится?

— Она не злится. Она просто сходит с ума.

— Тем более вам надо выбрать другое место. Это целесообразно, если ты хочешь знать, и с профессиональной точки зрения, так как не сегодня-завтра между Анной и Лили может вспыхнуть скандал и обстановка осложнится.

— Ладно. Я постараюсь сменить ресторан. Хотя это не так просто, когда имеешь дело с такой капризной девчонкой, как Анна: «Я привыкла ходить в «Софию»... Тут мне все знакомо... Стану я считаться с этой твоей...» Только имей терпение.

— Понимаю, понимаю, но ты с этим справишься.

— Надеюсь. Мне ужасно неловко, что я отнимаю у вас время этими женскими историями.

— Они в какой-то мере неотделимы от самой операции. Как тут обойтись без дочки, чтобы добраться до бумаг отца... Впрочем, как он тебе нравится, отец?

— Нравится. Серьезный человек, спокойный. А главное — совсем не интересуется нами. Когда мы с ним неожиданно столкнулись в коридоре и Анне пришлось представить меня, он промямлил: «Мы как будто уже виделись». А она: «Папа! Ты виделся с Павлом, а это Боян». А он: «Возможно, возможно, не спорю». Потом кивнул и вышел. Я уверен, будь у Лили такой отец, она бы не стала меланхоличкой.

  Мы обмениваемся еще несколькими словами делового порядка, и парень встает. Я тоже встаю, чтобы проводить его, и лишь тогда меня осеняет:

— Чуть было не забыл: ты вчера утром ничего не нашел в ящике?

— Да, действительно/Опять оставили морфий. Он здесь, при мне.

  Боян неохотно вынимает два пакетика с ампулами и подает их мне.

  «Надеюсь, ты к ним не прикасался?» — так и подмывает меня спросить, но я воздерживаюсь. Не приходится сомневаться, что сейчас, как, вероятно, и в прошлый раз, он хоть что-нибудь да отложил для матери.

— Что ты скажешь относительно этого Коко? — спрашивает Борислав.

— Имя звучит по-детски наивно. Что касается его поведения...

—  По-моему, тут дело ясное, — рубит мой приятель, возвращая мне собранные сведения и снимки.

— Ясно для нас с тобой, а вот фактов, их пока что нет в папке.

  Содержание папки действительно бедновато. На нескольких снимках Коко либо в такси, либо возле него, на других запечатлены моменты его общения с разными клиентами плюс к этому скупая справка о его действиях начиная с последней субботы. Моя авторучка отмечает следующие места:

  «Условия прямого наблюдения на лестнице весьма неблагоприятны, особенно если помнить о мерах крайней предосторожности. Наблюдение может дать результаты лишь при помощи соответствующего оборудования, которое уже подготовлено».

  «После того как рано утром в воскресенье в почтовом ящике Касабовой был оставлен материал, в силу указанных причин не удалось установить, забрал его кто-нибудь или нет. Возможно, это произошло лишь в ночь с воскресенья на понедельник».

  «В воскресенье Коста Штерев (Коко) был выходной и в течение всего дня, равно как и ночью, не выходил из дому».

  «В понедельник Штерев заступил на работу в шесть часов утра — стоянка такси на Русском бульваре. В отдельных справках указано точное время, когда Штерев брал пассажиров, куда следовал, а также отмечены маршруты отдельных рейсов, места назначения и имена опознанных пассажиров».

  Словом, подробные, добросовестно собранные сведения, не имеющие, однако, практической пользы, за исключением одного-единственного пассажа, где моя авторучка поработала более основательно:

  «В 10.35 Штерев останавливается на бульваре Стамбо-лийского перед агентством иностранной авиакомпании и сажает в такси директора агентства Стояна Станева. По пути к указанному месту Штерев дважды проехал с зеленым светом мимо граждан, желавших взять такси. Установить, была ли вызвана машина по телефону, не удалось. Штерев отвозит Стайева на улицу Обориште и высаживает возле его дома. В пути между пассажиром и шофером разговоров не было, если не считать обычных реплик, когда пассажир расплачивался».

  Если во всей информации есть что-либо, заслуживающее внимания, то именно этот пассаж. Борислав придерживается того же мнения, только выводы его немного поспешные:

—  Дважды проезжает мимо голосующих клиентов, чтобы остановиться в каких-нибудь трехстах метрах дальше. Предельно ясно.

—  Может, он поехал по вызову.

— Да, но никаких следов этого вызова нет.

—  Так бывает очень часто. На этом капитала не наживешь.

—  У меня даже эта поездка Станева домой вызывает сомнение. В восемь приходит на работу, а уже через два с половиной часа зачем-то несется домой.

— У любого человека могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.

— Ладно, согласен, — вскидывает руку Борислав. — Обличительный материал не бесспорный, но для меня дело ясное.