Реквием - [432]

Но в девятом классе все мои помыслы об оглушительном успехе на литературном поприще были так же оглушительно разбиты учительницей русского языка и литературы, светлой памяти Варварой Ивановной Цыганковой. В преддверии районной олимпиады по литературе она неожиданно предложила мне принять в ней участие. Как всегда, не особенно раздумывая и не мучаясь сомнениями, я согласился.

Не помню точной формулировки всех тем сочинений по русской литературе. Но я не выбрал ни одной. Сам чувствовал, что плаваю очень мелко. Свой выбор я остановил на свободной теме: «Воскресный день». Тут я сумею развернуться!

Воскресное утро в моем сочинении началось с мелкого, сеющего с утра, осеннего дождя, разрушившего мои субботние планы на выходной день. Вместо похода на Куболту, в сарае я дорабатывал ручку к очередному самопалу. Потом детально описал способы крепления самого ствола. Это очень важно! Неправильно закрепленная трубка при выстреле могла привести к увечью.

Потом я был в гостях у двоюродного брата Тавика. Сначала мы играли в шашки. Обсуждали основные направления развития космонавтики. В начале шестидесятых мы жили в эпоху первых полетов человека в космос.

Затем перебежали через дорогу в клуб, где читали журналы, поступившие в клуб за последний месяц. Потом был фильм, после которого мы долго шли домой, обсуждая его.

И уже в постели я вспомнил о невыполненном домашнем задании по математике и не написанном сочинении по русской литературе. Ничего, успею на перемене, как обычно! Тщательно проверив и исправив ошибки, сочинение я сдал первым.

В понедельник шел урок литературы. Мы с нетерпением ждали обнародования результатов конкурса. Кроме меня в олимпиаде принимали участие еще четыре девочки из нашего класса. Все они устойчиво писали школьные сочинения только на отлично.

В конце урока Варвара Ивановна стала проводить детальный анализ сочинений, написанных одноклассницами. Но там все было ясно заранее. Кто-то из сидящих сзади спросил:

— А как написал Единак?

Варвара Ивановна некоторое время смотрела поверх голов, потом перевела взгляд на меня:

— Да, это важно. Я хотела в конце.

— Давайте сейчас! — нетерпеливо закричало добрых пол-класса.

— Я сама волновалась за Женю. За девочек я была спокойна. Я сразу отметила цвет обложки его тетради. Как председатель комиссии, я распределила проверяющим стопки тетрадей. А сама стала читать сочинение Единака. Прочитав с ручкой в руке около двух страниц, я отложила ручку в сторону. Пробежала глазами сочинение до конца. Пододвинула поближе, стоявшую на полу рядом со стулом, мою сумку. Чувствуя, как краснею, стала сдвигать тетрадь на себя. Потом под стол. Затем на ощупь уместила тетрадь в моей сумке. Чтобы, не дай бог, еще кто-нибудь не прочитал.

— Прочитайте! — хором требовал уже весь класс.

— Женину тетрадь я оставила дома, — благоразумно сказала Варвара Ивановна. — если он пожелает, расскажет вам сам.

Сочинение я помнил. После рассказа на перемене свое мнение выразил Валера Мощенко:

— Все правда. Сочинение нормальное. Имели право почитать все.

Тем не менее, результаты олимпиады поколебали мою уверенность в моих «выдающихся» литературных способностях навсегда.

И вот, с легкой Жениной руки я стал писать. Главное — сочинять ничего не надо. Наоборот — многое останется за страницами этой книги. Из чисто педагогических соображений.

Вначале была задумана краткая история семьи с элементами генеалогии и наиболее значимыми событиями как в жизни семьи, так и моей частной жизни…

…В моей жизни меня всегда сдерживал план. Я не любил планы при написании сочинений еще со школьных лет. Не любил за сухость и необходимость следовать в строгом фарватере жестких канонов изложения материала. Необходимость плана всегда внушала нам Варвара Ивановна.

Сочинения, каюсь, я не писал, как все нормальные дети. Бывало, я и не читал изучаемое произведение. Выручала меня память.

А еще, во мне рано созрела душа конъюнктурщика от литературы. В самом начале изучения художественного произведения я уже определялся: кто цаца, а кто… А с примерами и доводами снова выручала память. На уроках, признаюсь, я всегда слушал педагогов с вниманием.

Составлять план всегда было скучно. Мое сочинение теряло во мне свою первозданную девственность, еще, не будучи написанным. А я писал, как писалось. Часто меня заносило. В сочинениях и в жизни… Зато я шел своей дорогой…

При написании книги (о таковой тогда я еще не думал) я намечал будущие главы единственным словом. Например: Одая. В последующем большинство глав сохранили свое изначальное название. Потом, по возможности, расположил названия в хронологическом порядке событий. Так, поневоле, появился нелюбимый мною план.

Начало главы чаще писал, спотыкаясь. Не мог найти ту единственную ниточку, захватив которую, можно распутывать во времени и по логике событий клубок моих и не моих воспоминаний.

Бывало, глава выстраивалась в моей голове от начала и до конца настолько стройно, что, вычитывая напечатанное, я уже сомневался в своем авторстве. А бывало, бойко начавшись, глава вдруг словно упиралась рогами в глухую стену. И дальше ни шагу. Все!