Рекуперация - [3]

— Николай Фёдорович, не знаю что и сказать. Советоваться, я так понимаю, нельзя. Но ведь, как я понял, всё изменится и жена останется жива? Да ради такого, готов на любой фантастический эксперимент, поверю в подобную сказку. Слушайте, хочу выпить, голова идёт кругом.

Чистяков загасил окурок в жестяной банке, подвешенной на лестничных перилах, и без намёка на мистификацию молвил:

— Давайте выпьем, но в пределах разумного. У вас появятся вопросы, потому предлагаю встретиться в ближайшее время, чтобы обсудить. Вот, держите визитку, жду звонка.

2. Петрушевский. Выбор

Петрушевский ворочался в кровати, думал над предложением Чистякова и делах насущных. В Ландышевку возвращаться рано, собаки конечно скучали, но за ними присматривает одинокий сосед по даче. Ещё при жизни Светланы, вдвоём ездили в гости к детям в Москву и оставляли на хозяйстве глубокого пенсионера Виктора Ивановича. Человек надёжный и проверенный. Соседу доверяли дом и животных, которые быстро привыкли к бородатому добряку Иванычу. Всем хорошо — у Петрушевских развязаны руки, а припольщику лишняя денежка в прок. В городе оставались дела в пенсионном фонде — оформить компенсацию, договориться со знакомым директором риэлторского агентства и передать тому ключи от квартиры, съездить на Смоленское кладбище и проплатить переделку надписи на семейном надгробье. Стоп! А зачем эти хлопоты? Чистяков предлагает невероятное — упредить трагическую гибель жены, изменить историю и вернуть жизнь в прежнее размеренное русло. Это дачный отдых с чаепитием и домашним вишнёвым пирогом, садово-хозяйственные хлопоты и редкие радости пенсионеров, скрашенные спутниковым телевидением, да звонками из Москвы. Тут и думать нечего, решил Петрушевский, звонить немедленно и понять, что же толком предлагает незваный благодетель.

После завтрака съездил на Московский вокзал проводить сына с семейством в столицу. Петрушевский сдерживал себя, чтобы поговорить с Павликом о таинственном незнакомце. Благо сын вопросов о Чистякове не задавал, а невестка и вовсе погружена в московские заботы, что ей свекровь, с которой отношения изначально складывались не очень. "Сапсан" мягко тронулся вдоль перрона, Петрушевский последний раз помахал внучке. Тяжело зашагал на выход к площади Восстания. Рука полезла в карман за визиткой Чистякова.

— Добрый день, Николай Фёдорович, это Петрушевский. Готов переговорить по известной теме. — и с затаённым страхом спросил, — Ничего ведь не изменилось?

— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Ничего не изменилось. Когда готовы встретиться?

— Да хоть сейчас. Зачем откладывать важные вопросы на потом?

— Вот это правильно. Вы где находитесь?

— На Московском вокзале.

Чистяков подробно объяснил как доехать до загадочной лаборатории.

— Значит жду через полчаса, на проходной будет выписан пропуск, до встречи.

Машину Петрушевский оставил на даче — постоянное напоминание о произошедшем было в тягость. Старался не думать, что рано или поздно ездить придётся, но это потом. Уверенно нырнул в метро, благо прямая ветка до Политехнической, не предполагала пересадок. Подымаясь на эскалаторе вновь ощутил дежавю — ведь это когда-то было. На выходе, ощущение ситуации уже случавшейся в прошлом, усилилось. Дорожка перехода, сотня шагов по улице Курчатова до проходной института Иоффе, вестибюль и пост охраны у лестницы. На втором этаже разыскал табличку с надписью "Доктор т. н., заведующий лаборатории Чистяков Н.Ф.". Это здесь, постучал. В просторном кабинете докучавшее чувство испытанного пропало — тут всё незнакомо. "Двойник" вышел из-за стола и крепко пожал руку.

— Присаживайтесь в кресло, Дмитрий Сергеевич. Чай, кофе?

По громкой связи заказал чай с конфетами и крекерами. Внимательно посмотрел на Петрушевского и подвинул к себе стопку исписанных листов.

— Начнём пожалуй. Сначала задам вопрос: вы помните такого Соболева Виктора Сергеевича?

Петрушевский поперхнулся глотком чая, сжался и настороженно уставился на заведующего лаборатории.

— Да, вспоминаю такого. Очень давно, кажется в декабре 68-го я стал свидетелем его гибели под колёсами грузовика. Вам и об этом известно?

Чистяков заметно обрадовался и воскликнул:

— Отлично, значит помните. Отвечаю: я много лет знаком с Соболевым, ходил у него в подчинённых и он когда-то сидел на этом самом месте. Давайте по порядку. Насколько я знаю, вас с Соболевым связывали некоторые отношения, другими словами несколькими месяцам ранее он привлёк вас к негласной работе и являлся куратором. Эти события до гибели Виктора Сергеевича, вы, уважаемый Дмитрий Сергеевич, должны помнить. А дальше ваша жизнь пошла свои чередом, вас никто не беспокоил и неприятные связи с КГБ прервались. Не так ли?

Петрушевский смутился, об этом периоде он вспоминать не любил и в глубине души радовался, что случайная гибель человека освободила от неприятной обязанности наушника или попросту стукача. Сейчас, спустя полвека, Петрушевский не мог вспомнить, что такого натворил в прошлом и как превратился в объект внимания всемогущих органов. В этих воспоминаниях какой-то налёт гадливости и постоянной тревоги. К счастью для себя тогда история разрешилось дорожным происшествием. Молнией пронзила мысль: а чего Чистяков такой откровенный с незнакомым человеком. Он заёрзал в кресле, беспокойно оглядываясь. Чистяков понял это по своему: