Реконструкция - [22]

— «Возможно, задело»? Да эти ребята прямо взбесились. Я читал комментарии. И вообще, я бы немного напрягся на твоём месте. Кто-то из них может выяснить, где ты живёшь и настучать тебе по башке алебардой.

Стало ясно, что я засиделся. И очень устал. И мало спал в последнее время. Нужно поспать. Я напоследок взглянул на плакат. На Славу, его широкую красную грудь, его лицо, открытое и весёлое.

Он бы в мою ситуацию не попал. Слава оскорблял всех, абсолютно все категории граждан. Он начинал со своего имени: «Привет, меня зовут Слава «Вешатель» Попов» — и после этого полчаса как только мог оскорблял чувства верующих. «Меня зовут Слава «Насильник» Сучек. Сучек — это польская фамилия». И говорил такое, от чего у любой феминистки бы сердце лопнуло. Он оскорблял чеченцев. Он смеялся над тяжелобольными детьми. И предъявлял свою обворожительную улыбку с дёснами. А за мной увязались рыцари-реконструкторы из-за одной глупой колкости. Что ж, это просто жизнь. На прощание я крепко пожал ему руку.

* * *

В подъезде меня посетило предчувствие. Возникла почти уверенность, что на этаже меня ждут. Может, пара рыцарей? Сидят и курят одну на двоих на лестнице. Или учинили какую-нибудь мелкую пакость — измазали ручку, залепили глазок, подожгли звонок, нацарапали на двери оскорбления. «Кто-то из них может выяснить, где ты живёшь», — я вспомнил радостный рот Славы. Зашёл к себе и закрыл дверь на все замки и обороты.

За окном раздался противный лай, и я вспомнил про пса бабушки. Я не мог заставить себя переживать ещё и из-за собаки, но бабушку надо проведать. Как бы от этих переживаний с ней не случился удар, не отнялось туловище. Кто, кроме меня, сможет ходить за ней, подавать утку?

Я занавесил шторы и лёг на матрас, чтобы собраться с силами для звонка. Провёл рукой по постели, и пальцы во что-то впутались, как в паутину, и я вытащил длинный тёмный волос. Ни за что не нужно было нюхать его, но я понюхал. На секунду возникло полное впечатление, что со мной на подушке лежит Майя. Повернул голову, но там была только стена. Показалось, что слёзы катятся по щекам, я попытался их растереть, но слёз не было. Показалось, что задыхаюсь, но я продолжал дышать. Покачиваясь, пошёл к платяному шкафу. Он был открыт. Чёрная маленькая вещица лежала на охапке моих шмоток, но мой запах к ней не приставал. Это были трусы Майи. Я ещё тогда удивился, как это можно оставить трусы. Но теперь было ясно — чтобы меня бесконечно мучить.

Нужно избавиться от всего. Трусы, волосы, может быть, что-то ещё — это отравляло меня, как разлитая ртуть из градусника. Нужно выстирать или лучше выкинуть бельё, вычистить или заменить все поверхности. Но трусы — это главное зло. Пока они здесь, жизни не будет.

Через пару минут я принёс рулон бумаги и тщательно вытер себя и вокруг себя. Я вспотел, грудь высоко вздымалась. Надел свитер, надел штаны.

Держа трусы в кулаке, я летел через две-три ступени, вынес плечом дверь, чуть не прибив огромную почтальоншу.

Три бачка с мусором были заполнены до краёв. Они стояли под низкой покатой крышей и все вместе были похожи на сундучок, в котором может лежать что-нибудь интересное.

Подходя к ним, я стал выбирать, какому бы доверить бельё женщины, которую полюбил. Выбрал бачок поскромнее, который стоял в тени. Пришлось немного порыться, чтобы трусы были не на виду: просунул руку до локтя, разжал пальцы, прикрыл пакетами. Достал настойку и сделал глоток. Чувство было такое, словно я сбросил почку или часть печени. Развернулся и быстро пошёл к дому. Я был освобождён, но облегчения не ощущал.

Над улицей расплылась розоватая тьма, в домах почти не горели окна. Может, людям нравится наблюдать, как погружается в мрак квартира? Я представил, что кто-то следит за мной из такого темнеющего окна. Он наблюдал, как я кладу трусы в мусорку. Сейчас он дождётся, когда я уйду, и заберёт их себе. Такого нельзя допустить. Повернул назад.

Мало того, что я позабыл, в какой бак зарыл трусы, ещё и мои худшие опасения подтвердились. Над одним из контейнеров стояла сгорбленная худая фигура в капюшоне мышиного цвета. Голову бомж опустил вниз, почти погрузил в самый мусор. Я встал рядом и стал копаться в соседнем бачке. Я знал, что сюда точно не клал трусы, но рыться в одном бачке с бомжом было бы как-то неуютно. Был виден только конец заострённого носа, которым тот почти протыкал пакеты. Я был уже уверен, что правильный бак занял бомж, сейчас он достанет трусы Майи, и придётся с ним драться. Я потянулся рукой и вдруг вынул изящный медный подсвечник.

Бомж медленно повернулся ко мне. Одежда у него была подозрительно старомодная — серая накидка напоминала рясу, подпоясанную тонкой простой верёвкой. В голову мне почти пришла одна мысль, но прежде я получил в нос локтем. Слёзы, сопли, кровь — всё брызнуло и полилось к подбородку, я по-девичьи замахал руками, чтобы схватить бомжа, но тот дал мне под дых так, что вышел весь воздух, и кто-то набросился сзади, и я упал, но машинально пополз вперёд, как слепое животное. Меня хватали за конечности, но я вырывался, хрипел, потом меня крутануло, и я увидел, как две серые тени держат меня за ноги, и ещё одна серая тень колет мне что-то шприцем. Укола я не почувствовал, вырвался снова, пополз по асфальту, но сознание не поползло за мной. Последнее, что я услышал — отрывистые хлопки, звук упавших тел надо мной, скрип входной двери и такие же скрипящие женские крики.