Реконструкция - [16]

— Не знаю, — сказала женщина. Посмотрев на меня без всякого интереса, она стала глядеть себе на ноги, рассечённые жирными синими венами. — А ты зачем ищешь?

— А это моя сестра.

— Нет у неё братьев, — быстро сказала женщина и подняла глаза. Что-то в них пробежало, быстрая тень.

— Я не по прямой линии. Как бы сводный. Подождите!

Женщина мгновенно стащила ковёр с турника и свернула в трубку.

— Извините, — сказал я, но тут телефон выскочил из моих рук, упал на асфальт, симка вылетела, и пока я всё поднимал, дверь за женщиной с широкой мужской спиной, грохоча, захлопнулась. Оглянулся по сторонам. Алкаши куда-то пропали, не было никого, только через дорогу шла располневшая кошка. Ни разу не оглянувшись по сторонам, она скользнула в дыру под домом. Я положил телефон в карман и увидел мужчину в плаще, стоявшего у автобусной остановки.

Руки в перчатках, портфель, высокий ремень на пузе, огромный рост, лица не разглядеть из-за свисающих волос. Ошибки быть не могло, я видел его на тропе здоровья, когда у меня пропал блокнот. Можно было предположить, что у нескольких человек похожий стиль, но что все они ростом с баскетбольного нападающего — в такое не верилось.

Он просто стоял и глядел на дорогу. Медленно подкатил автобус. Великан в плаще встал на ступеньку и повернулся ко мне. Дверцы захлопнулись.

* * *

Позвонил Феликс и, назвав несколько раз малышом и каким-то ещё нежным прозвищем, сказал, что мне срочно нужно зайти во вконтакте в группу стендап-клуба. Голос у него был возбуждённый как никогда, но мне не передалось возбуждение. Я залез в ванну, влил мыльной пены столько, чтобы она встала передо мной горой, и стал глядеть, как она оседает. Феликс снова звонил. «Ты всё ещё не смотришь?» Я зашёл в группу, и телефон опять чуть не выпал из рук. От нервов я стал совсем неловким.

Верхним постом стояла запись моего выступления. Это был тот стендап про рыцарей-реконструкторов. Прошло всего ничего, а я уже понимал, что он вышел провальным. Никогда не получается хорошо пошутить, когда тобой движет одно раздражение. Но когда я увидел, сколько комментариев было под ним, глаза полезли наружу. Они обновлялись раз в секунду. Первый звучал так: «Александр, вы попали в так называемый идеальный шторм. И что бы вы ни делали, этот шторм будет разрастаться». Что такое идеальный шторм? Дальше шёл просто поток угроз и оскорблений, просмотрел их наискосок: сука и мразь, пидор, морду ему набить. Сообщения стандартные, но некоторые из них больно кольнули сердце. В основном на аватарках у писавших обязательно было что-нибудь рыцарское — если уж не они сами с мечом и в латах, то какой-нибудь рыцарский герб или готический собор, или уж во всяком случае лошадь. Комментарии перекинулись и на мою стену — какие-то рисунки в дегенеративном стиле — например, корявое изображение чего-то зубастого, кажется, снова пилы, и рядом — тело и отдельный от тела кружок, вероятно, отпиленная голова. То, что голова была не отрублена, а отпилена, было особенно неприятно, я даже машинально накрыл сзади рукой шею, на всякий случай, если прямо сейчас её попробуют отпилить.

Следовало как можно быстрее врезать целебной успокоительной настойки. Это было проделано. А потом ещё раз.

Итак, на меня обиделись рыцари-реконструкторы. Такое было сложно предугадать. Ну и что теперь? Они устроят мне реконструкцию казни? Уронят на шею резиновое лезвие гильотины, а потом зальют меня бычьей кровью? Как же нелепа жизнь. И как же не вовремя они вылезли со своей опереточной обидой. Я вспомнил Гендальфа в пыльных советских туфлях.

Я не пожалел о своей миниатюре, она хоть и на грани с пошлостью, но правдива. Реконструкторы — это созвездие дураков. Ни у кого из них нет семьи. Все они, зрелые мужики, наверняка живут на средства родителей. Я пошёл на кухню, чтобы долить настойки. Её оставалось всего ничего.

* * *

Я выступил с очень старой миниатюрой про своё первое посещение церкви. По ошибке я поставил свечу за здоровье родных в свечник перед Христом, куда ставят за упокой. Я так испугался, что даже заплакал. Бабушка стала требовать у монахинь что-нибудь сделать, как требуют отмены при неправильно пробитом штрих-коде в супермаркете. Одна из монахинь глядела на меня почти с ужасом, как на Антихриста, всё это было на самом деле, и я разыгрывал эту сценку столько раз, что научился правильно расставлять акценты, как силки для смеха зрителей, но в этот раз в силки снова почти никто не угодил.

* * *

Долго гулял в Сокольниках. Приятные запахи и тишина, но от этой тишины стало дурно, трудно быть одному в таком состоянии, но к кому идти? У меня только бабушка. Но бабушка меня не поймёт. Бабушка станет рассказывать о своих болезнях. Будет искать их и у меня. И отыщет. Она как врач в частной клинике. Гуляя, я чуть не упал — споткнулся о ель, лежавшую поперек дороги. Вспомнил, что недавно в Москве был ураган, и один человек погиб под деревом.

И как это я так влюбился? Видел Майю всего три раза, толком ничего не знал о ней. Наверно, всё дело в запахе. Пахло от неё по-своему, и не сказать, что как-то особенно хорошо, сладко. Просто пахло, как больше ни от кого. И ещё она мне кого-то напоминала. Кого-то из детства. Мне казалось, что я её уже видел и уже тогда влюбился. Но даже отдалённо не мог вспомнить.