Река (Свирель вселенной - 3) - [8]

В этом был привкус чего-то иноземного, в беспощадной синеве, в душистых рогах. И в памяти просыпались какие-то имена и строки, которые он узнавал в заповедной библиотеке.

Взгляду открывались глиняные обрывы, вязко оплывающие, жирно лоснящиеся на солнце. Массы глины тащили к воде целые островки с травой и кустами и даже деревья. Глины были беловатые и охристые, в рудых жилах. Некоторые деревья утонули у подножия обрывов, и из-под воды торчали только кроны, колеблемые течением. Возле некоторых обрывов образовались черные подводные рощи; в их ветвях скапливалась пена.

Иногда над рекой провисали электрические провода, из-за поворота выплывали избы, коровьи загоны; где-то трещал мотоцикл, выла бензопила, в тени серебристых тополей темно краснел кирпич школы или конторы, на деревянных мостках женщины полоскали белье, мальчишки удили рыбу, - и лодочник, идущий против течения, вызывал удивленные взгляды.

Старики, может, и помнили времена, когда река была дорогой, и на лодках ходили вверх и вниз.

Он поплыл вверх потому, что было проще, удобнее отчалить от города, нежели тащиться с тяжелыми довольно тюками на вокзал и потом ехать в поезде.

Его манили верховья, там еще не успели истребить все леса. И в этих местах он бывал школяром.

И, наблюдая, как неуклюжий и чем-то похожий на ящера красноклювый черно-белый аист опускается в большое гнездо на обгоревшем тополе посреди деревни, он спрашивал себя, не видение ли это пятилетней давности.

Майская погода неустойчива, и то и дело грохотал гром, плотно синели тучи, сверкала серебряная паучья лапка. И Предок, бия в барабан, шествовал с дождями. Меньшиков приставал к берегу, накрывался целлофаном, а если был вечер - успевал поставить палатку.

После гроз река лежала в грязных дымчатых берегах истомленной, но и свежей. По ней плыли листья, сучки, от набежавшего ветра с ив моросило, и реку как будто пробирала дрожь.

Дула выпь, мычала. Ее песнь сопровождало надсадное кряканье уток. К ним подключался коростель. Коростель словно бы закручивал ржавую пружину, как тупой педантичный часовщик.

Меньшиков заваривал уже корень шиповника, фабричный чай кончился; и в супы добавлял молодую крапиву. Надо было, конечно, лучше подготовиться к плаванию. Но так уж получилось.

По ночам он видел разнообразные сны. Он восходил по реке в снах. В квартирах мы спим беспробудно, будильник отсекает, как страж, наши сны, утренние новости, газеты доканчивают дело. Не то на реке. Здесь ты часто пробуждаешься. И поэтому помнишь все. Но сны пересказывать бессмысленно. И мы оставляем их невысказанными, похожими на деревья, погруженные в воды реки, темные подводные рощи. Надводная часть мира не хуже. И не менее фантастична. Если ты странствуешь один, с именами. И сам даешь имена.

Однажды утром он пошел к реке мыть котелки и на одиноком кусте шиповника увидел раскрывшийся за ночь цветок. Этот вид шиповника называют собачьим, оттого ли, что неказист, оттого ли, что рвет в клочья бока охотничьим псам. Шиповник - дикая роза. И Меньшиков назвал это место Собачьей Розой.

Но куст шиповника пах тонко и нежно. Неудачное название.

Запах животных тяжел и неприятен.

Люди всячески истребляют этот запах. С трудом им дается то, что другимдаром. Кто-то забыл им вплести в волосы душистый колосок.

Он вспомнил Асю Ремизову и подумал, что ей-то это ни к чему. Ни благоухание коры, ни аромат черемух.

Меньшиков бродил в перелесках, осыпанных черемуховой трухой, сидел на нежных песчаных косах. Вспоминал неправдоподобную дочь Ремизова. Плыл вверх.

А в то утро, когда зацвел шиповник, он спустился к реке. Она лежала в косых полосах света и древесных теней. Меньшиков разделся, осыпая росу с травы, и нырнул с берега.

Вот Язык: песчаная коса, глина, новое солнце, острые лезвия трав, священные ступы черемух, отражения осин, белые купола диких груш.

В молчании Меньшиков плыл дальше.

Он поднялся уже довольно высоко по реке и на берегах, на песке и глине все чаще замечал следы речных, небесных и лесных жителей.

Пока он плыл, отцветали одни деревья и зацветали другие.

Плоские, мучнисто и медово пахнущие праздничные нимбы взошли над калинами.

Зеленые дудки раскрыли светло-зеленые и бледные зонты.

Появились ромашки.

Над водой носились дымчато-белые кулики; они пускали звонкие трели: ти-ти-ти-ти-ти-ти!

Из тростников им отвечали: чек-чек-чек! зер-зер-зер! Может, камышовки. Или сверчки.

Меньшиков жалел о потерянном школьном определителе птиц. Следующий раз он отправится в путь с определителем, если сумеет его достать.

Но кое-что он еще помнил.

Как это? Птицы - животные, чье тело покрыто перьями и передние конечности видоизменены в органы полета, крылья. Птицы - животные двуногие.

Самая быстрая птица - стриж.

Самая любимая - зимородок.

Но зимородки ему сейчас что-то не попадались. Видел он ворон, камышовок, куликов, как-то рано утром- соловья: всю ночь тот грохотал оглушительно возле палатки в кустах, и Меньшикову мерещилась птица величиной с петуха,- раздувает мехи-щеки и начинает звучно щелкать, цокать с переливами; видел аистов, вышагивающих по лугам в молчаливой сосредоточенности, иссиня-черных и белых сорок (сочетание цветов то же, что и у аиста, но как не похожи повадки, осанка); на песчаных косах, как сфинксы (точнее, как знаки вопроса), маячили цапли в сером наряде с черным подбоем; в берегах жили ласточки. Меньшиков смотрел, как они рассекают воздух на своих "органах полета".