Река моя колыбельная... - [11]
— «…гимнастерка летняя, стираная, чулки длинные… фильдеперсовые… ленинградский довоенный выпуск… рубашка с кружевами… сорочка женская…»
В тишине был слышен шорох и писк мышей.
Куляш-апа разглядывала белую рубашку, держа ее за бретельки потрескавшимися от долгой работы пальцами. Маленькая старушка съежилась, и высохшее тело ее стало еще меньше. Поблекшие слеповатые глаза ее были пусты от ужаса и горя. Она прижала белую сорочку к усохшей груди и посмотрела куда-то в только ей видимую даль.
Дочитав опись, Дарига вздохнула и жалобным виноватым голосом стала читать письмо:
— «Дорогая мама! Пишут вам боевые товарищи Амины. Завтра мы снова идем в бой. Может, и мы не вернемся живыми. Поэтому высылаем вам, дорогая мама, вещи вашей дочери, чтобы сберечь в сердцах близких и родных светлую память о нашей боевой подруге Амине Саттаевой, геройски погибшей, — голос Дариги дрогнул, и она продолжала прерывистым, тоненьким голоском, — …от рук фашистских извергов… за нашу… великую Родину. Мы клянемся вам, дорогая мама, отомстить за вашу дочь, за нашу Амину».
Дарнга разрыдалась, прижалась к высохшей груди старушки.
— Я не могу больше, — пролепетала девочка. — Извините меня, апа…
Онемевшая от горя старушка тупо смотрела в стену и все гладила вздрагивающую спину девочки.
Мальчики, чувствуя, что тоже вот-вот заплачут, отвернулись и стали разглядывать стену, оклеенную газетами. Старые газеты, изъеденные мышами, пожелтели. На стене, среди множества фотографий и открыток, висел осколок зеркала. В зеркале была видна старушка, одетая в старую солдатскую шинель.
Куляш-апа утерла слезы концами платка и негромко запричитала. Остальные женщины, нестройно подлаживаясь, тоже запели рыдающими голосами. Пронзенные этим причитанием мальчики склонили головы…
Ветер сеял над безлюдным аулом пыль. Тоскливо витала по дворам песня-плач Жоктау. Песня-плач то, стихая, оседала вместе с пылью на поросшие сорной травой огороды, то вздымалась ввысь вместе с мусором, клочками бумаги и кружилась там с двумя белыми аистами над безлюдным берегом пустынной реки…
Переворачивая жирные комья земли, мальчики вскапывали огород, заросший сорной травой и верблюжьей колючкой.
За ними на корточках по грядкам передвигались женщины и бережливо сеяли семена джугары.
…Потом мальчики долго возились у старого заброшенного чигиря. Заменили сломанные лопасти, и упругий поток воды двинул большое чигирное колесо. Кувшины, старые ведра и бидоны черпали воду, сливали ее в деревянный желоб, и вода по нему стекала в сухую канаву.
Женщины лопатами и кетменями помогали слабой воде пробиваться к разрушенным старым арыкам, и дальше — в сады и огороды аула.
Женщины распевали обрядный причет:
…Огород был вспахан и засеян, между грядками горели розовые от заката ленты воды.
Мальчики-пахари стояли посреди огорода, а женщины по старинному обычаю обливали их водой. Мальчики нарочно громко вскрикивали, поглядывая на Даригу, а Дарига смеялась, стараясь сильнее облить их.
Вода в реке прибывала, кое-где глухо ухали подмытые берега.
Вечером Амир, Мухтар и Дарига под диктовку писали письма на фронт. Они сидели у керосиновой лампы с разбитым стеклом, слюнявили карандаши и старательно записывали простые, наивные слова опечаленных женщин.
— Может, тебе трудно написать письмо, — диктовала тетушка Амиру, — может, тебе некогда… Тогда ты не пиши. Ты сорви листочек с дерева и пришли мне его как письмо. Я буду носить его на груди, я буду молиться ему…
Амир удивленно посмотрел на старушку. Он украдкой подул на мозоли и снова стал быстро записывать.
Маленькая старушка, умиленно глядя на прыгающее пламя в лампе, диктуя Дариге, как бы разговаривала со своим сыном.
— Сынок, айналайн, ты просишь написать тебе слова песни «Сыр-Дуан». Я сейчас попрошу, и Маусымжан-апа споет ее тебе. Маусымжан, айналайн, спой песню про Сыр-Дуан… Ермек просит. Да поможет ему эта песня…
Старая больная женщина в солдатской шинели придвинулась ближе, вздохнула, как бы собираясь с силами, и запела:
Другие женщины подхватили припев, и песня, постепенно разрастаясь, словно заполнила маленькую комнату огромным пространством реки.
Амир и Мухтар замешкались, не зная, писать или слушать. Но худощавая старушка склонилась к самому уху Мухтара и прокричала:
— Пиши, пиши, айналайн! Айналайн, мой жеребеночек! Мы тут поем песню для Ермека. Пусть она придет и к тебе! Пусть согреет тебя! Пусть прикроет тебя от беды! Ведь это же наша песня! Это наш Сыр-Дуан!..
Маусымжан, набрав силу в голосе, величественно распевала:
Плавно и мягко покачиваясь, пели женщины, лица их теплели, согретые мелодией и словами песни. И только Куляш-апа молча глядела на большую тень девочки на стене — это Дарига записывала слова песни.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Эта книга — о механизированном корпусе, начавшем боевые действия против гитлеровцев на Калининском фронте в 1942 году и завершившем свой ратный путь в Берлине. Повесть состоит из пяти частей, по существу — самостоятельных произведений, связанных сквозными героями, среди которых командир корпуса генерал Шубников, командир танковой роты Мальцев, разведчик старшина Батьянов, корреспондент корпусной газеты Боев, политработник Кузьмин. Для массового читателя.
Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.
НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлера «Я дрался на Т-34», разошедшегося рекордными тиражами. НОВЫЕ воспоминания танкистов Великой Отечественной. Что в первую очередь вспоминали ветераны Вермахта, говоря об ужасах Восточного фронта? Армады советских танков. Кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны, заплатил за Победу самую высокую цену и умирал самой страшной смертью? По признанию фронтовиков: «К танкистам особое отношение – гибли они страшно. Если танк подбивали, а подбивали их часто, это была верная смерть: одному-двум, может, еще и удавалось выбраться, остальные сгорали заживо».
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Роман Робера Мерля «Уик-энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни. Эта книга — рассказ о трагических днях Дюнкерка, небольшого приморского городка на севере Франции, в жизнь которого так безжалостно ворвалась война. И оказалось, что для большинства французских солдат больше нет ни прошлого, ни будущего, ни надежд, а есть только страх, разрушение и хаос, в котором даже миг смерти становится неразличим.