Река Лажа - [28]

Шрифт
Интервал

Слабосильный осиновый, с перебивками лиственниц, строй, протянувшийся справа, раздался, предъявив незнакомое раньше ему озерцо, упирающееся противным концом в староверческий ельник. Аметист дал Почаеву знак задержаться: погодите, майор, я хочу научить вас одной любопытной безделке, способной и вам кое-что приоткрыть: потрудитесь получше запомнить текущий пейзаж — это зеркало вод, обрамляемое нестоячим кустарником, чернобурую хвою напротив, не растраченную до конца еще прелесть листвы, небо сине-молочное, что бы еще вы хотели учесть, — и сегодня, как ляжете спать, постарайтесь представить себе это место в контексте спустившейся тьмы, но поймите меня хорошо: не выдумывайте, бога ради, азиатских чудовищ, некрещеных детей, суетящихся в кронах, и утопленниц с волосами, что возгри, нужно только проникнуться тем, что у вашего дома и этого леса с пробоиной озера одна на двоих неразменная ночь и ни завтра, ни годы спустя никакой перемены в такой установке не произрастет. Аметист на десяток секунд приумолк, позволяя Почаеву что-либо переспросить, но погасший майор все молчал, и глаза его изображали все то же растерянное скудоумие, что в начале пути. Птицын выдохнул с рыканьем тихим, притворным и тут же закашлялся. Солнце, выбравшись, жарко легло на лицо. Герр майор, приосанился Птицын, если вы поклонитесь Слепневу и признаете над собой его власть, он, уверен, отдаст вам искомые кости, ему от них прок невелик; вас не выпрут с поста, непременно отметят и ведомственно, и в печати, а потом, чем не шутит судьба, могут произвести в генерал-губернаторы или куда вы изволите метить — я отнюдь не силен в этих табелях, так что не будем. Это, надо признаться, не лучшее из предложений, но, конечно, скорейшее в осуществленье; я единственно вас попросил бы в такой ситуации вовсе не привлекать мое имя к отчетам по делу: мне оно еще несколько дорого, как ни крути. Раскаленный майор задышал, словно печь, заливаясь свекольно от воротника до коротких песчаных волос, желваками работая: я, чтоб ты знал и запомнил, стране присягал, когда ты еще в школе за партой зудел при прыщах, и таких, как твой пидор Слепнев, опечалил конкретно без счета, ноздри рвал и ногами месил, и приятеля же твоего, спидоносца, также лично крушил на Рогожской, пока не наскучило; я два центра торговых пасу, двадцать тысяч квадратов, этот сраный «хендай» мне вообще для отвода претензий, чтоб ты понимал; Платьев ваш малахольный по пять раз в году засылает мне то солонины, то рыжиков, то балыку, то медвежьего окорока, потому выторговывать у Слепнева локацию юных останков для себя почитаю позорным, и ты о таком позабудь. За спиной у майора недвижное ранее озеро, наблюдал Аметист, оживало дурным оживаньем: посредине его соткалась словно белая нить заклубившейся пены и затем протянулась во всю ширину водного промежутка, и майоров советчик, к губам приложив указательный палец, выразительным взглядом заставил Почаева приобернуться: пенный гребень клубился и рос, поднимаемый толщей воды, на глазах формирующей вал крепостной, неприступный для всякой осады; поразительно локоть за локтем росло укрепленье, поднималось шумливо, бугрилось свинцовыми мускулами, наливалось и ныло, обдавая деревья раскатами дрожи; сотрясаемый зрелищем, Аметист краем глаза бессильно следил, как майор, в безвоздушном припадке распяливший рот, рвет рубашку одною рукой, а другою распетливает пистолет. Птицын предупредительно вскрикнул, накрывающий грохот пронзая, но майор уже искренне целил в скопление вздыбленных вод как в копейку и, когда водяная стена, трехэтажных достигнув высот, чуть качнулась и двинулась к ним, раз, другой и — уверенней — третий, прострелил тело серого морока. Надвигающаяся громада, отшатнувшись, зависла дамоклово, и опомнившийся Аметист дал майору команду бежать до того, как мятежные воды со стоном обрушились вниз и рванулись из озера мутно-зеленой волной, увлекая с собой потревоженный ил и гнилое ощепье лесное, навалились на берег с хлопком, перемалывая пересохший рогоз, и накрыли пустую дорогу.

Одичалый Почаев бежал невменяемо быстро, стуча кобурой; Аметист отстающий подумал, что тот в ослепленье продолжит напрасно отстреливаться и положит его ни за грош, и от ужаса спрыгнул с дороги, укрывшись в осинах. Привалился спиною к стволу, невпопад удивился разросшимся буйно хвощам, отдышался минуту и хотел было вызвонить мать, попросить о толковой молитве в опасности, но не решился набрать. Под ногами взялись муравьи; он озлился и сунулся глубже в деревья, увлеченный желаньем побыть сам с собой, пока беглый майор не вернется за ним, если только решится вернуться. Ветки лезли в лицо, в рукава; Птицын бился, как длинная рыба в сети, ни к кому не взывая из плена. Доносилось заумно шоссе, чингисхановы фуры, вонючие межобластные экспрессы, Павлов — Электрогорск — Петушки — Костерево — Владимир, ехать было, не спорил он, некуда, выбито все. Успокоившись, но не найдя себе отдыха в заросли, Птицын хмуро подался обратно на просеку, подбирая слова ободрить натерпевшегося огорчений майора, чей удачно читаемый след через время уперся в мосток из поленьев, переброшенный над неширокой протокой, где Почаев, в провисшем упоре застыв, остужал закипевшую голову. Здравы будьте, вскричал Аметист, хороша ли вода? В целом, опыт фольклорных столетий гласит о большом преимуществе рек и речных филиалов, подобных такому, по сравненью с водою стоячей, понимаемой как безотказный притон неприятных нам сущностей, что и мы с вами можем теперь подтвердить без стесненья. Но, однако, наш путь еще не завершен, и я снова, о непоправимость, зову вас в дорогу: поднимайтесь, майор, соберитесь, и да расточатся враги наши, будто бы воск от огня. Аметистов призыв, кажется, произвел на майора осмысленное впечатленье. Утираясь, Почаев нетвердо приблизился к Птицыну, приборматывал весь и промаргивался, но, как мог, соответствовал; «зацепил его, гада», расслышал прислушавшийся Аметист, но допытываться до майора не стал.


Еще от автора Дмитрий Николаевич Гаричев
Мальчики

Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.


Lakinsk Project

«Мыслимо ли: ты умер, не успев завести себе страницы, от тебя не осталось ни одной переписки, но это не прибавило ничего к твоей смерти, а, наоборот, отняло у нее…» Повзрослевший герой Дмитрия Гаричева пишет письмо погибшему другу юности, вспоминая совместный опыт проживания в мрачном подмосковном поселке. Эпоха конца 1990-х – начала 2000-х, еще толком не осмысленная в современной русской литературе, становится основным пространством и героем повествования. Первые любовные опыты, подростковые страхи, поездки на ночных электричках… Реальности, в которой все это происходило, уже нет, как нет в живых друга-адресата, но рассказчик упрямо воскрешает их в памяти, чтобы ответить самому себе на вопрос: куда ведут эти воспоминания – в рай или ад? Дмитрий Гаричев – поэт, прозаик, лауреат премии Андрея Белого и премии «Московский счет», автор книг «После всех собак», «Мальчики» и «Сказки для мертвых детей».


Рекомендуем почитать
Параметрическая локализация Абсолюта

Вам знакомо выражение «Учёные выяснили»? И это вовсе не смешно! Они действительно постоянно выясняют и открывают, да такое, что диву даёшься. Вот и в этой книге описано одно из грандиозных открытий видного белорусского учёного Валентина Валентиновича: его истоки и невероятные последствия, оказавшие влияние на весь наш жизненный уклад. Как всё начиналось и к чему всё пришло. Чего мы вообще хотим?


Ограбление по-беларуски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наклонная плоскость

Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».


День длиною в 10 лет

Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки босоногого путешественника

С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.