Река голубого пламени - [267]

— Ты должен сказать мне «Рэмси может посмотреть файлы» укажешь? — Голос Бизли становился тише, но все равно он звучал убедительно. — Пожалуйста, хозяин!..

— Хорошо, Рэмси может посмотреть файлы. — Ветер так свистел, что Орландо себя не слышал. Он крикнул изо всех сил: — Рэмси может посмотреть файлы!

Но он так и не узнал, услышал ли его Бизли — многоножка на пальмовом листе исчезла. Тучи затянули небо и сгущались прямо над ним, опускаясь на дерево, на Орландо, на все.

Он мельком увидел женщину — образ промелькнул как вспышка света. Она что-то держала в руке, словно протягивала это ему. Но тучи опустились и скрыли ее.

— Эй, Гардинер, вставай! — Фредерикс тряс его, а голос доносился словно издали. — Начинается песчаная буря, вставай!

Орландо почти не видел друга. Они находились в центре того, что можно назвать образом белого звука. Песок летел на них горизонтально со всех сторон, забивался в глаза, нос и рот. Орландо выплюнул песок и крикнул:

— Нам нужно найти укрытие! Побежали к реке!

Фредерикс прокричал что-то в ответ, но Орландо не услышал. Он схватил друга за рукав, и они вместе потрусили к Нилу. Оба наклонялись вперед, когда ветер дул в лицо, с трудом преодолевая сопротивление, и бежали, когда он резко менял направление и дул в спину. Пальма находилась лишь в нескольких шагах от реки, но они все шли, а под ногами были рыхлые, бесформенные дюны. Орландо понял, что они потеряли направление.

Его самодельный тюрбан был туго завязан, он едва мог дышать, но без него он давно бы ослеп. Дальше идти не было смысла, они могли совсем потерять реку. Орландо взял Фредерикса за плечи и повернул к себе, прижался лбом к его лбу, чтобы тот мог его услышать за ревом ветра.

— Мы потеряли реку! — прокричал он. — Нужно остановиться и переждать.

— Я больше не могу… Я задыхаюсь.

— Натяни капюшон на рот! — Орландо на секунду убрал от лица свою чалму. — Держи вот так и не открывай глаза! Тебе хватит воздуха!

Фредерикс что-то сказал, но ветер и капюшон полностью заглушили его слова. Орландо подумал, что, скорее всего, он сказал: «Я боюсь». Орландо встал на колени и потянул за собой Фредерикса, крепко обнял его, стараясь удерживать равновесие, несмотря на сильнейший ветер, отворачиваясь от острых как иголки песчинок.

Так они простояли, как им казалось, несколько часов, неуклюжая фигура о четырех ногах, два отчаянно вцепившихся друг в друга человека, каждый уткнувшись лицом в плечи товарища. Песок лупил по ним пулеметные очереди и обжигал, как каменная соль, если доставал до голого тела. Ветер все завывал; Орландо казалось, что он слышит в реве ветра голоса обреченных духов и потерянных душ, причитающих, словно заблудившиеся дети. В какой-то миг он услышал голос своей матери, плачущей и зовущей его домой. Он цеплялся за Фредерикса и твердил себе, что ему это кажется, что им нельзя потерять друг друга — иначе оба они пропадут.

Буря наконец утихла.

Еле волоча ноги, они пошли к реке, которая оказалась совсем рядом; ослепленные песком, они все время шли параллельно ей. Друзья смыли водой с побитой песком кожи пыль и кровь. Потом они свалились на берегу и уснули прямо на вечернем солнце. Орландо проснулся, счистил грязь со своих ног, из-за которой даже загорелые ноги Таргора казались зажаренными, а потом снова погрузился в головокружительный сон, не дающий отдыха.

— Все болит, — пожаловался Фредерикс.

Солнце спустилось за гору на западе, хотя небо на горизонте приобрело тот же оттенок, что и пустыня, жара значительно спала. На темнеющем небе зажглись первые звезды.

— Нам нужно отдохнуть этой ночью, Гардинер. Я не могу идти.

Орландо недовольно нахмурился. Он тоже очень устал, у него болел каждый мускул, каждая клеточка кожи. И ему так надоела роль сержанта-инструктора.

— Мы не можем себе позволить отдых. Если мы проведем здесь ночь, что будет утром? Все сначала, только хуже. Я не думаю, что смогу протянуть еще один день без укрытия от солнца. — Первая прохлада, в другом месте это было бы теплым летним вечером, заставила его задрожать. — Так что вставай. Пошли, или мы застрянем здесь навеки.

Фредерикс жалобно вздохнул, но спорить не стал. Он с трудом поднялся на ноги, морщась и постанывая, и побрел следом за Орландо вдоль берега реки.

— Если это не настоящий Египет, — бормотал Фредерикс на ходу, — куда мы тогда идем?

— Мы уходим отсюда. — Ему было больно говорить: болели потрескавшиеся губы. И ноги, и голова гудели, а обожженная солнцем и поцарапанная песком кожа зудела, словно ее драили проволочной щеткой. Быть начинающим Таргором было так же больно, как быть собой в реальном мире. — Мы должны найти выход отсюда — какой-нибудь проход.

— Ты хочешь сказать, что мы пойдем по реке до самого ее конца?

Будь Фредерикс в лучшей форме, его голос задрожал бы от возмущения. А в теперешнем состоянии он просто звучал подавленно.

— Только если придется. Должен быть другой выход. Не думаю, что люди, построившие это, вынуждены каждый раз проходить весь путь.

Фредерикс долго молча брел рядом с Орландо.

— Если только у них нет возможности входить и выходить, когда им захочется. Ты же знаешь, они члены чего-то там.