Река, что нас несет - [117]

— Такой коренастый, плотный, с толстой золотой цепью? — спросил Антонио. — Надутый, как индюк, да?

— Точно. Он сказал, что он ей дядя.

— Бенигно! — пробормотал Американец. — Что он велел ей передать? Скорее!

Рабочий сказал, и все трое бросились к выходу; мальчик неотступно следовал за ними. В голове Американца роились тревожные предположения.

Четырехпалый действительно передал Пауле то, что его просили, и еще посоветовал пойти на свидание. Она никому ничего не сказала, решила встретиться с Бенигно одна, чтобы не впутывать Антонио, хотя и знала, что идти опасно. Поэтому она незаметно скрылась за мельницей и только тогда переправилась на другую сторону Тахо, ближе к городу. На миг она остановилась на подвесном мосту, чтобы издали посмотреть на людей, с которыми бок о бок прожила столько месяцев. Увидит ли она их снова? Как и когда? А вон и ее Антонио смотрит на капитана!

Она прошла мимо прекраснейших садов Испании. За решеткой виднелся белоснежный фонтан: один мужчина борется с другим, душит его своими мощными руками. Потом свернула на площадь Святого Антония с каменными и кирпичными арками и неоклассическим собором в глубине, перед которым стоит фонтан Марибланки. Ей передали, что, взяв вправо от арок, она должна свернуть в патио одного из домов, в которых раньте жили придворные, там будет ее ждать Бенигно.

Он уже ждал. Напыщенный индюк с душой мокрой курицы. Паулу охватила ярость, и она ринулась к нему. Она пришла, чтобы снасти своего Антонио.

— Я здесь, — сказала она. — Говори, что хотел сказать мне, слизняк.

Они стояли вдвоем в тихом пустынном патио. Бенигно поморщился.

— Если будешь так со мной разговаривать, мы не поладим.

— Нам незачем ладить, ты знаешь.

— Тогда тебе придется ладить с жандармами.

Бенигно пустил в ход свой козырь. Но он чувствовал себя не совсем уверенно и не сумел сделать это с нужной дерзостью.

— Мне? Доноси, а там посмотрим! Я знаю, ты болтал, будто бы я у тебя что-то украла, но это ложь! Ну, пошли в суд, ты там ничего не докажешь, мошенник.

— Доказательств хватит, — сказал он, пытаясь вернуть утерянные позиции. И прибавил, вспомнив совет слепого: — Там выяснится и еще кое-что. Твоему дружку не поздоровится. Не думай, что он выйдет сухим из воды.

Паула побледнела и сразу потеряла всю свою выдержку. Она уже не могла ни о чем здраво судить и отличить пустую угрозу от реальной опасности. Бенигно заметил это и воспрянул духом: она у него в руках.

Язык его тотчас развязался. Он совсем не хочет причинить ей зло; но он не может потерять уважение односельчан. Ее там должны увидеть, а сам он ничего от нее не требует. Он клянется именем своих родителей, что будет относиться к ней с почтением. И, заметив на ее лице презрение, поторопился заверить: хорошо, хорошо, он знает, что она умеет постоять за себя. Да он и не собирается никого неволить. Не хочет — не надо. Пусть только поедет с ним в село. Без нее он не может вернуться. Если хочет, может взять с собой сестру или кого-нибудь еще из своих родных. Они приедут вместе, она пробудет у него в доме несколько дней, а потом втроем уедут, чтобы все видели. Не так уж много просит он за тот ущерб, который она ему причинила…

Паула слушала, не вникая как следует в его слова, и в отчаянии пыталась найти выход. Она смутно начинала понимать, что от нее требуют не так уж много, что за безопасность Антонио можно потребовать и больше. Предложение могло быть куда опаснее, а оно оказалось неожиданно простым. Бенигно все говорил, боясь, как бы Паула не заподозрила, что он ничего не знает о прошлом ее дружка, не догадалась бы, что он лишь пользуется догадками слепого. Паула уже готова была вступить в сделку, которая все больше походила на обычный деревенский торг, как вдруг в патио ворвались три сплавщика.

Будь Бенигно в спокойном состоянии, все было бы иначе. Но он не мог забыть своей грозной сестры Хесусы, кричавший ему, когда он отправлялся в путь: «Без нее не возвращайся! Будешь не мужчина, а тряпка, если не притащишь ее!» И вот теперь, когда дело, можно сказать, на мази, все летит кувырком! В нем вспыхнула ярость слабых, когда он увидел ненавистное лицо Антонио, бегущего вместе с другими к нему.

Все произошло мгновенно. Бенигно, оттолкнув Паулу, выхватил пистолет. Прозвучали только два выстрела: багор, брошенный Дамасо, угодил Бенигно в висок, и он свалился без сознания.

Остальные посмотрели друг на друга. Ничего. Нет… Американец остановился на бегу, словно вспомнил, что забыл что-то сделать. Слегка повернул голову назад, будто его кто-то окликнул. Паула заметила на его лице странное выражение, словно он силился вспомнить: «Чей же это голос? чей голой?»; увидела, как он улыбнулся, точно вспомнил, и еще с беспокойством заметила, как блеснул его золотой зуб.

Но Американца никто не звал. В патио раздались лишь выстрелы да встревоженный скрип распахнувшихся ставень.

Нет, его никто не звал: только земля. Он упал ничком, всей тяжестью своего тела. Казалось, земля внезапно притянула его к себе. Он упал не на нее, а к ней, в ее объятия. К вечной матери и могиле людей.

Паула и Антонио опустились возле него на колени. Дамасо подошел к Бенигно и увидел, что тот моргает. Похотливый рот растянула жуткая улыбка. Он рывком схватил багор, сжал его в кулаке и приставил острие к груди лежавшего. Тот постепенно приходил в себя и сквозь туман, застилавший глаза, различил древко и острое железо, увидел дикое лицо: лицо быка с навахами! Дамасо хладнокровно ждал, пока его жертва окончательно придет в себя. Паула и Антонио тем временем занимались Франсиско. Но вот он заметил, что глаза Бенигно расширились от ужаса и холодный пот градом стекает с его лба.